Давид Сасунский

Мысрамэлик сидит в той яме на дне,
Сорок он навалил жерновов на себя,
Сорок он наложил шкур волов на себя.
Разбежался Давид — ударить хотел.
Мать Давида пришла, ему говорит:
«Разве грудью тебя не кормила я?
Ты уважь меня, этот раз не бей».
Согласился Давид и уважил мать.
Разбежался Давид, взмахнул булавой.
Мысрамэлика сестра пришла, говорит:
«Не носила ль тебя я, Давид, на спине?
Ты уважь меня, этот раз не бей».
Согласился Давид и уважил ее;
Только раз один остался ему.
Разбежался Давид, взмахнул булавой,
Давида сестра пришла, говорит:
«Ты уважь меня, этот раз не бей».
Но Давид в ответ: «Нет, черед уж мой!»
Божье имя тогда, Давид помянул,
Марутскую он божью мать помянул,
Патараза крест на десной своей,
Ударил лишь раз Давид булавой.
Повелел господь: как ударил Давид,
Он сорок пробил тогда жерновов,
Он сорок пробил воловьих шкур
И полголовы Мысрамэлику снес.
Мысрамэлик сказал: — Еще я тут. —
Нo Давид в ответ: «Ты всем телом тряхни».
Мысрамэлик тогда всем телом тряхнул,
На две части он развалился весь:
Половина — там, половина — здесь.
Прекратилась так Мысрамэлика жизнь.

Прошел на этом год;
Дзенов-Ован сказал:
«Мысрамэлика ты одолел, Давид,
Пойду я тебе сосватать жену».
Сосватал Давиду Чымышкик-султан.
Чымышкик-султан богатырша была,
Неповенчана, хороша собой.
Да пришли в эту пору два певца,
Восхвалили Давиду Хандут-хатун.
Говорили так:
«Бела ли она, спросишь ты, —
Словно снег бела, ай, бела.
Нежна ли она, спросишь ты, —
Словно вата нежна, ай, нежна.
Что за брови у ней, спросишь ты, —
Пером писаны, ай, как писаны.
Что за очи у ней, спросишь ты, —
Две китайские чаши, китайские.
Лоб широк ли у ней, спросишь ты, —
Сем пядей, да прибавь, ай, еще прибавь».
Услыхал Давид эту песню, сказал:
«Не пойду я, дядя, к Чымышкик-султан,
А пойду я к Хандут-хатун».
Дядя сказал: «Уж семь лет сидят
Сорок витязей под ее крыльцом.
А ты пройдись под ее окном:
Подарок даст тебе — войдешь;
Не даст — вернешься, домой придешь».

Давид вскочил на коня,
Погнал, помчал под окно Хандут-хатун.
Хандут-хатун, только взгляд упал,
Увидала Давида, обрадовалась,
В него кинула с радости яблоком.
Яблоко Давид с седла поймал,
По душе ему это яблоко.
Погнал, помчал к ее вратарю.
Вратарю имя было Амдол;
Одна губа свисала на грудь.
Давид, как увидел его, оробел.
Отродясь никому не кланялся он,
Со страху отвесил Амдолу поклон.
Амдол этот сорок лет
Как вратарем был тех мест,
Ни на чей поклон не ответствовал.
Как увидел в тот день Давида он,
Оробел, ответил ему на поклон.
Давид сказал:
«От матери как родился я,
Никому еще я не кланялся.
Сегодня Амдола увидел я,
Со страху ему поклонился я,
Ай, со страху ему поклонился я».
Амдол сказал:
«Сорок лет я здесь был вратарем,
Ни на чей поклон не ответствовал.
Сегодня Давида увидел я,
Со страху на поклон ответил я,
Ай, со страху на поклон ответил я».
Давид сказал: «Благословен господь.
Ты со страху ответил на мой поклон,
И со страху тебе поклонился я.
Кабы ты со страху не ответил мне,
Убила бы кручина сердце мое».

Так он сказал, погнал, помчал,
Прискакал к сорока этим витязям.
Сорок витязей ради Хандут-хатун
Всё на том же месте семь лет сидят.
Ни одному не обещалась Хандут-хатун,
А в Давида кинула яблоком.
Рассердились они, сказали так:
«Мы здесь сидим вот уже семь лет,
И подарка нам не дала она.
А подъехал Сасунский Давид-репоед,
Не взглянув, в него кинула яблоком».
Пошел Давид и сел туда;
Накрыли стол, принесли обед,
А скатерть они постлали тайком:
Каждый под скатерть положил свой меч.
Принесли гранатное, семи лет, вино.
Как большие корыта — чаши у них.
Налили Давиду — выпил Давид;
Налили снова — Давид сказал:
«Братцы мои, ведь так нельзя.
Давайте пить всякий в свой черед.
Опьянеет кто, тот пускай лежит,
Кто не будет пьян, тот пусть тешится».
Только где же им да с Давидом пить,
Пить гранатное, семи лет, вино?
Стали пить они, опьянели все,
Прилегли они по своим местам.
Сказал Давид своему слуге:
«Встань, убери эту скатерть прочь,
Будет грешно затоптать хлеба».
Слуга как встал, скатерть убрал,
Увидел пред каждым оголенный меч,
Что под скатертью они спрятали.
Давид руку простер, собрал мечи,
Прижал к колену, сломал их враз,
Как иной ломает щепотку спиц,
Передал слуге своему, сказал:
«Снеси-ка да кинь в хурджин [4] Вьючный мешок. коню.
Ведь это хорошая сталь-булат,
Накуем для коня гвоздей, подков».