Жемчужина

Хоть дли, хоть снова повторяй
Рассказ, а скажешь не о многом:
Я полагаю, то был Рай,
На берегу, на том, пологом,
Река обозначала край —
Межу, проложенную Богом,
А этот берег, этот край,
С лесами, с каменным отрогом,
Служил преддверием, порогом
Его владения основного,
И хода нет, — к таким итогам
Пришел я, все обдумав снова.

И снова, снова думал я:
Попасть бы за реку и дале!
Где я — прекрасные края,
Но обонпол прекрасней дали!
И вот, желания не тая,
Я шел, глядел, найти нельзя ли
Хоть брод? Но ширилась струя,
И вод пучины глубже стали.
Дойду! и страхи ли, чудеса ли —
Все одолею, дал я слово;
Но то я встретил, о чем едва ли
Не помышлял я вновь и снова.

И снова диво! Вдруг из зева
Водоворота, где быстрина,
Утес, как ствол хрустального древа,
Восстал, блистающий, со дна.
Под тем утесом, вижу, дева, —
Ум помрачился! — там, одна,
Дитя, стоит, как королева,
Вся в белом. Я узнал — она!
Надрайте злато — новизна
Не так сверкнет, как та обнова
На ней; и вся обновлена;
Глядел и узнавал я снова.

И снова дева светлолица
Передо мной, и столь велик
Был радости прилив, что биться
Забыло сердце в этот миг;
Не диво было удивиться,
Но страх иной меня проник
И боль: откуда здесь юница,
В краю, который пуст и дик.
Она же, светлый чистый лик
Подъяв, не молвила ни слова,
И боль, от коей я отвык,
Меня заполонила снова.

И снова страхом я объятый,
И замер зов на языке,
Глаза раскрыты, зубы сжаты —
Я весь, как сокол на руке;
Она — видение! и куда ты
Пойдешь, коль сгинет вдалеке
Или растает вдруг, пока ты
К ней доберешься по реке.
Она стояла на песке,
Был стан ее изящно сужен,
Дитя, невинность, налегке,
Вся в обрамлении жемчужин.

Жемчужин Бог, скажу подробно,
Дал королевского ей роду:
Гербовой лилии подобна,
Она стояла, глядя в воду;
Плащ белый облегал удобно,
И красоте ее в угоду
Расшит был жемчугами дробно,
Каких не видывал я сроду,
По рукавам и по исподу
Двойными низками закружен —
Украсила ее природу
Краса природная жемчужин.

На ней жемчужный был венец
Увенчан маленьким букетом
Жемчужным — ни один цветец
Украшен не был самоцветом;
Волос не сдерживал чепец,
Они струились мягким светом, —
Так герцогиня во дворец
Должна входить в венце надетом! —
Оплечь власа ложились цветом,
Какой лишь золоту присужен,
Невинность чистая при этом
Цвела в сиянии жемчужин.

Не счесть жемчужин — столько их
И на груди, и на подоле,
Горошин белых, не других, —
Лишь белые на белом поле.
Но ярче всех одна из них,
Светла, как свет небесной воли,
Неописуема — таких
Нет даже слов в земной юдоли,
А кто увидит — поневоле
Впадет в беспамятство, недужен.
Тот жемчуг просиял оттоле,
Где сердцу место, средь жемчужин.

Не блеск жемчужин в свете дня,
Дитя — как чистый перл, пригоже, —
Дороже мне, чем вся родня,
А, стало быть, всего дороже.
Людей, удачливей меня,
Отсель до Греции нет, похоже:
Венец свой сняв и стан склоня
Благовоспитанно, — о Боже,
Такая милость мне за что же? —
Окликнула! И, как разбужен,
Воззвал я чрез речное ложе
К жемчужине среди жемчужин.

«Ты, перл в жемчужинах, — не та ли
Жемчужина, которой ради
Ночами плакал я в печали
С тех пор, как ты легла в ограде?
Там лишь цветы меня встречали —
Был одинок я в вертограде,
Тебя же счастием увенчали
И поселили в Райском Саде.
Какой судьбою ты в этой пади?
Как я попал в твою обитель?
Я в горе был, я был в досаде,
Жемчужный мастер я и ценитель».

Я оценил ее: юница,
Венец надевши, была прекрасна —
И сероглаза, и светлолица,
И отвечала мне чинно и ясно:
«Сэр! Ваше слово не годится!
Перл не пропал, коль безопасно
В чудесном ларчике он хранится —
В саду, цветущем ежечасно,
Где я играю и где невластно
Людское горе — тать — грабитель.
Воспели б вы сей ларчик страстно,
Будь вы воистину ценитель.

И вы, ценитель, неправы,
Коль по жемчужине рыдали
До помрачения головы,
И оказались, где не ждали.
Пусть роза смертна — что ж, увы,
Всегда цветочки земные вяли,
Но в этом ларчике, где ныне вы,
Вам перлом милости воздали.
Судьбу вы татем называли,
Она ж — бесплатный ваш хранитель.
Вы горе чтили, радость гнали.
Вы, сэр, не истинный ценитель».