И в помыслах мелких так все ненасытны кругом.
Себе все прощают, лишь только б других покарать,
И в зависти черной своих забывают богов.
И все, как безумные, к власти стремятся они,
От испепеляющей страсти я сердце свое сохранил, -
Ведь старость подходит, хоть был я когда-то могуч,
А чем в этом мире себя я прославить могу?
Пусть жажду мою утоляет магнолий роса
И пищей послужит упавший с цветка лепесток, -
Я только потуже свой пояс цветной завязал.
Нет, твердости сердца не поколеблет ничто!
Себе я забвенье в природе родной нахожу:
Сплетеньем кореньев упавший я плющ подвяжу,
Деревьям коричневым стан выпрямляю в лесу,
В пучках ароматных я травы в обитель несу.
Велению мудрых всегда неотступно внимал,
Не жаждая славы, не ведая слова похвал.
Безжалостно время, наш век беспричинно жесток, -
И я, как Пэн Сянь, готов погрузиться в поток.
Как тяжко дышать мне, я слезы скрываю свои.
О бедный народ мой, о горестях наших скорблю!
Тобою я жил, согревался дыханьем твоим,
Но ночь истребила дневную отраду мою.
Венок мой из шпажника грубо разорван судьбой.
Цветут орхидеи, - из них я сплетаю другой,
Чтоб к вам подойти в аромате осенних цветов,
За вас девять раз умереть я с улыбкой готов.
Тебя ж порицаю, властитель, за дикий твой нрав, -
Ты каменным сердцем народа души не постиг.
Придворной интриги и лжи беззастенчивой раб,
Ты светлым надеждам и правым законам не льсти.
Бездарные всюду отличны коварством своим,
Их души черны, как деяния черные их.
Путями окольными бродят в потемках они.
Увертливость, - вот что их в жизни суровой хранит.
Печаль и досада - удел моей бедной души,
Один я несу все невзгоды отравленных дней.
Уж лучше погибнуть, чем славу свою пережить,
Уж лучше исчезнуть, чем с участью сжиться моей.
Известно, что соколу нужен простор голубой, -
Чтоб не было тесно, он стаю не водит с собой.
И с кругом квадрат совместить не пытайся порой,
Так в мире подлунном враждуют пути меж собой.
Привык я стремленья и чувства свои подавлять,
Чтоб грязь оскорблений не липла к одежде моей, -
О, как тяжело мне, как горестно мне оставлять,
Сражаясь за правду, мир солнцем пронизанных
дней.
Я каюсь, хоть поздно, что путь свой не предугадал, -
А что если мне возвратиться в былые года?
Свою колесницу не время ль назад повернуть,
Пока заблужденья не вторглись в разверстую грудь?
Среди орхидей пускай погуляет мой конь,
Пускай отдохнет он на перечном влажном холме.
Вдали от коварства мне будет дышаться легко,
Я в прежних одеждах смотрел бы на лики комет.
Чилиллом и лотосом стану себя украшать,
О, только бы верой моя зацветала душа!
Под чудным покровом душистых цветов водяных
Я скроюсь от козней, - сердца не для мук созданы.
Высокая шапка главу увенчает мою.
Свой пояс нарядный огнем орхидей удлиню,
И блеск с ароматом в волшебном настое солью,
Нетленными совесть и честь я в себе сохраню.
Лежат предо мною пространства в четыре конца, -
Всех стран и народов хотел бы увидеть сердца.
Пока сохраняется свежесть ночная венка
И льет благовонье венок мой росистый пока.
У каждого радость своя в этом мире большом:
Я с самого детства к нарядам красивым привык,
И если умру я - умру с неизменной душой
В объятиях лотоса и благовонной травы.
Нюй-сюй золотая, сестричка родная моя,
Меня упрекала, упрек ее - трель соловья:
"Был Гунь прямодушен, неправды не мог он
терпеть,
И прах его носится в ветре юйшаньских степей.
И ты прям чрезмерно, твой свежестью блещет
наряд,
Тебя нет изысканней в нашем краю никого;
В бурьянах весь двор и колючки стеною стоят,
Они не цепляются лишь за тебя одного.
Ответь мне, как людям о самом заветном сказать,
Поведать о чувствах, чтоб душу к душе привязать?
Друг с другом общаясь, мы дружбу привыкли
ценить, -
Ужель ты не можешь поступков своих объяснить?"
"Сестричка Нюй-сюй, - по стопам мудрецов я шагал,
Но участь печальная вечно ходила за мной...
Чрез Сян переправясь, я к югу пойду между скал
Сказать Чу-хуа о страданиях жизни земной:
Правление Ци песнопеньем прославить я рад.
Правитель Ся Кан погружался в ужасный разврат,
Не думал развратник, что бог покарает его,
И братьями был он близ дома убит своего.
Охоты любитель, беспутным прослыл Хоу И,
Лисиц приусадебных всех истребил до одной.
Читать дальше