Array Имруулькайс - Арабская поэзия средних веков

Кто ваши поэты, как не обитатели мглы —
Рыскучие волки, чья пища — хвалы и хулы.

Они вредоносней захватчиков, сеющих страх,
Как жадные крысы, они вороваты в стихах.

Ну что же, примите мои восхваленья как дань:
В них каждое слово похоже на резкую брань.

Цветущие годы утратил я в вашем кругу
И дней моей старости с вами делить не могу.

Уже я простился с невежеством ранним своим,
И хватит мне петь племена ар-рабаб и тамим {282} 282 Ар-рабаб и тамим. — Подражая древним поэтам, средневековые панегиристы включали в свои касыды традиционные восхваления древних племен. .

Если в нашем кочевье объявится мудрый ар-раид {283} 283 Ар-раид — разведчик, которому бедуины поручают поиски воды и пастбищ. ,
Кто в награду его не приветит и не обласкает?

Он сказал бы: «Вот земли, где колос недугом чреват,
Где в колодцах отрава и влага источников — яд.

Здесь мучительна жизнь. Как ни бились бы вы, все едино,
Вам не будет пощады. Взыскуйте иного притина.

Уходите отсюда! Примите разумный совет,
Ибо здесь не бывает ни часа без горя и бед.

Ускоряйте шаги! Путь спасения вам не заказан.
Правду я говорю, — я веревками кривды не связан».

В обиде я на жизнь иль не в обиде,
Но смерть свою приму я, ненавидя.

В ожесточенье ждет моя природа
Ее неотвратимого прихода.

Но я столь грозной силе не перечу
И терпеливо движусь ей навстречу.

Уйду — и все несчастья и тревоги
Останутся на жизненной дороге.

Я — как пастух, покинутый в пустыне,
Забочусь о чесоточной скотине.

Как дикий бык, лишенный прежней мощи,
Ищу губами хоть травинки тощей.

Но вскоре у забвения во власти
Я распадусь на составные части.

Не знаю дня такого, чтобы тело
Помолодело, а не постарело.

И у меня, о дети Евы, тоже
Проходит страх по ежащейся коже.

Непритуплённый меч, готовый к бою,
Навис и над моею головою.

Удар меча тяжел, но смерть в постели,
А не в сраженье во сто раз тяжеле.

С природой нашей вечное боренье
Приводит разум наш в изнеможенье.

Я заклинаю: встань, жилец могилы,
Заговори, мой брат немой и хилый.

Оповести неопытного брата —
Какими хитростями смерть богата?

Как птичью стаю сокол бьет с налета,
Так на людей идет ее охота.

Как волк бродячий режет скот в загоне,
Так смерть — людей в юдоли беззаконий.

Ее клеймо — на стае и на стаде,
Она не слышит просьбы о пощаде.

Я думаю, все небо целокупно
У смерти под рукою неподкупной,

Настань их время — звезд не сберегли бы
В своих пределах ни Весы, ни Рыбы.

Все души зрит ее пустое око
Меж точками заката и востока.

Подарком не приветив человека,
Смерть входит в дом араба или грека.

И, радуясь, не отвращает лика
От смертной плоти цвета сердолика.

Она — любовь. У любящих в природе
Пренебреженье к прежней их свободе.

Ушедших не тревожит посетитель:
Удалена от мира их обитель.

И я гордился черными кудрями,
Как вольный ворон черными крылами.

Но жизнь прошла, и старость поразилась:
Как в молоко смола преобразилась?

Бурдюк с водой — и ничего иного
Нет у меня для странствия ночного.

Рассудок запрещает греховные поступки,
Но к ним влечет природа и требует уступки.

В беде житейский опыт не может нам помочь:
Мы доверяем кривде, а правду гоним прочь.

Я мог на горе им увлечь их за собою
Дорогой истины иль близкой к ней тропою.

Мне надоел мой век, я веку надоел.
Глазами опыта я вижу свой удел.

Когда придет мой час, мне сам собою с плеч
Седую голову снесет индийский меч.

Жизнь — верховой верблюд; мы держимся в седле,
Пока воровка смерть не спрячет нас в земле.