Кирша Данилов - Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым

Впервые у Калайдовича, № 28. Варианты: Ист. песни XIII-XVI, №№ 47-83. Библиография литературы о песне, текстологический и исторический комментарий: там же, стр. 633-634. Дополнительно: Путилов 1960, стр. 170-181; Соколова, стр. 21-31; А. А. Зимин . Из истории посадской идеологии XVII в. (Песни и легенды о взятии Казани). — «Города феодальной России. Сборник статей памяти Н. В. Устюгова». М., 1966.

Одна из старейших и популярнейших исторических песен. В основе ее содержания — разгром Казанского царства русскими войсками в 1552 году. Вариант Кирши Данилова — один из самых замечательных в идейно-художественном отношении. В большинстве известных вариантов центральное место занимает эпизод с пушкарями. В варианте Кирши Данилова этот эпизод и картина осады Казани вставлены в широкую историческую раму: основная тема песни — утверждение величия и славы молодого Русского государства во главе с царем Иваном IV. Эта тема реализуется в рассказе царицы Елены, в картине похода русского войска, в изображении взятия Казани, особенно — в заключительных строках песни. На фоне этих широких исторических обобщений эпизод с пушкарями несколько теряется.

Строки 5-6, 51, 58. Царь Семион, царица Елена. Казанский царь Едигер после падения Казани в 1552 году был взят в плен и привезен в Москву; при крещении получил имя Симеона. Имя царицы Елены вымышлено.

Строка 41. Еще как бы это дело оттянути. Есть варианты, где царь, услышав слова пушкаря, отменяет тотчас же приказ о казни и награждает пушкарей. В данном тексте это место разработано психологически тоньше: царь не признает открыто, что он неправ, а думает о том, как ему выйти из создавшегося положения — как «это дело оттянути». О жестокости и несправедливости Ивана Грозного песня говорит и ниже, показывая его расправу с Симеоном.

Впервые у Калайдовича, № 29. Варианты: Ист. песни XVII века, №№ 116-118. Библиография литературы о песне и исторический комментарий: там же, стр. 350-351.

Содержание песни связано с событиями середины XVII века. Сражение русских войск с татарами под Конотопом произошло летом 1659 года. Князь Семен Романович Пожарский был взят в плен; при допросе он плюнул в глаза крымскому хану, и тот велел отрубить ему голову (С. М. Соловьев . История России с древнейших времен, кн. VI. М., 1961, стр. 50-51).

В военно-исторической песне эти события получили разработку в мотивах единоборства русского героя с вражеским поединщиком и мученической смерти героя, ответившего смелым отказом на предложение вражеского царя перейти к нему на службу. Заключительная часть песни — о том, как казаки выручают тело Пожарского, — изложена прозаично и производит впечатление повествовательного дополнения с характерным житийным мотивом срастания разрубленных частей тела князя.

Впервые у Калайдовича, № 30. Варианты: Ист. песни XVII, №№ 136-137.

Возникновение песни о рождении Петра I в данной редакции относится, по-видимому, к последним годам его царствования. Текст Сборника наиболее полон.

Строки 29-33. Во веселье, в радосте... Первова императора. Производят впечатление позднейшего дополнения. Неясно, относятся ли слова «дни прошли» к молодости или ко всей жизни Петра.

Впервые у Калайдовича, № 31. Обзор вариантов и исследование: Б. Н. Путилов . Песня «Добрый молодец и река Смородина» и «Повесть о Горе-Злочастии». «ТОДРЛ», т. XII. М. -Л., 1956; Н. К. Гудзий .

История древней русской литературы, изд. 7-е. М. -Л., 1966, стр. 409-410. Дополнительно: W. E. Harkins . The Symbol of the River in the Tale of Gore-Zločastie. -«Studies in Slavic Linguistics and Poetics in Honor of Boris O. Unbegaun». New York, 1968.

Песня известна в нескольких редакциях. В северных вариантах герой уезжает от нелюбимой жены, которую выдают за него против его желания. В волжских вариантах причина ухода не объясняется и смысл конфликта неясен.

Текст Кирши Данилова — наиболее значительный среди опубликованных. Главная его особенность — глубокая трактовка конфликта доброго молодца с окружающей средой, показ трагической судьбы героя, порвавшего с привычным для него миром. В этом отношении песня может быть соотнесена с Повестью о Горе-Злочастии; несомненно, что и песня, и Повесть, каждая по-своему, отразили жизненные конфликты, характерные для русской действительности XVII века.