Марк Цицерон - Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

Связь республиканской формы правления с расцветом наук и искусств для Цицерона очевидна: в республике всем гражданам нужно выступать публично и публично судить о принимаемых решениях, поэтому требуется повышать уровень культуры и образования. Эта мысль Цицерона вдохновляла и республиканцев нового времени, их гражданские начинания в поддержке искусств.

Но здесь не место говорить о нравах и уставах предков, о порядках и согласии в государстве – об этом мною довольно уже сказано в других местах, главным образом – в шести книгах «О государстве».

Отрывки из книг «О государстве» публикуются в этой хрестоматии выше.

Здесь же, рассматривая занятия науками, я по многим признакам вижу, что они у нас, хоть и воспринятые со стороны, были не только заимствованы, но и сохранены и развиты. На виду у наших предков был сам Пифагор, великий знатностью и мудростью, – он жил в Италии в те самые годы, когда знаменитый зачинатель славы твоего рода Луций Брут освободил от царей наше отечество. Учение Пифагора, растекаясь все шире и дальше, проникло, насколько могу я судить, и в наше государство; и это не только предположение, но доказывается многими признаками.

Пифагор действовал в греческих городах Южной Италии (эти города назывались Великой Грецией), но Цицерону важно, чтобы пифагорейство повлияло и на жителей Рима. Аргумент его прост – раз республиканский Рим быстро создавал и усваивал новые политические идеи, значит, он мог усвоить и учение пифагорейцев, положивших в основу политического влияния внимательнейшее созерцание математических закономерностей.

Кто поверит, что в те самые годы, когда в Италии цвела большими и могущественными городами так называемая Великая Греция, а в ней не было имени громче, чем сперва Пифагора, а потом пифагорейцев, – что в те годы слух наших земляков оставался замкнут для этих ученейших речей?

Я даже думаю, что именно из-за преклонения перед пифагорейцами к их числу позднейшими поколениями был причислен наш царь Нума. В самом деле, когда они познакомились с уставом и учением Пифагора, от предков своих сохранили память о мудрости и справедливости своего царя, а рассчитать поколения и годы за давностью времени не умели, то самого мудрого из своих царей они и сочли учеником Пифагора.

Нума Помпилий – второй после Ромула царь Рима. Нума Помпилий реформировал культы, календарь и межевание земли; в таком радикальном религиозном и политическом новаторстве можно было заподозрить влияние пифагорейства как реформаторского движения.

Впрочем, все это лишь догадки; но и подлинных следов пифагорейцев можно собрать множество, однако же мы ограничимся немногими, так как сейчас не об этом речь. Так, именно они, по преданию, пользовались песнями, заветы свои передавали тайно, а умы свои от напряженных размышлений успокаивали музыкой и пением (fidibus et cantu), – а ведь сам достойнейший Катон в «Началах» пишет, что у наших предков был обычай, возлежа на пирах, петь по очереди под звуки флейт (tibiam) хвалу знаменитым мужам и их доблестям, а из этого ясно, что пение и песни были тогда уже расписаны по звукам.

Для Цицерона сам порядок выступлений с музыкальными номерами на пирах связан с выступлениями на разные голоса, и поэтому он подозревает влияние на римские официальные ритуалы пифагорейства, связавшего высоту тона и порядок звука в ряду.

О том же, что песни были уже в ходу, свидетельствуют и XII таблиц: закон предусматривает, чтобы эти песни пелись никому не в обиду. И это – не домысел ученых времен, потому что и на пирах в честь богов, и на пирах магистратов праздник начинался с музыки, что свойственно именно пифагорейской школе. Даже стихи Аппия Клавдия, которые так хвалит Панэтий в одном письме к Квинту Туберону, кажутся мне написанными в пифагорейском духе.

Никому не в обиду – Законы XII таблиц запрещают carmen malum, «злую песню», что можно понять как оскорбительную песню, как понимает Цицерон, а можно как заклинание, направленное на умерщвление того, о ком сочинена эта злая песнь. Представление о том, что можно убить оскорбительным стихотворением, существовало у разных народов, вспомним «ниды», хулительные стихи скальдов, за которые тоже грозила смертная казнь, или ямбы Архилоха в Древней Греции.

Многое и другое заимствовано от них в наших обычаях, – об этом молчу, чтобы не показалось, будто и свое-то мы заимствовали на стороне. Но не будем отклоняться от нашего предмета: сколько поэтов, какие ораторы явились у нас в столь недолгое время! Как не сказать, что нашим соотечественникам все удается, стоит лишь им пожелать.