Гомер: Илиада

Вскоре их в плен повезут на глубоких судах мореходных.
Буду и я между ними. И ты, наш малютка, со мною
В землю последуешь вражью, где ждет меня труд недостойный,
Где угождать поневоле жестокому буду владыке.
Или, за руку схватив, тебя с башни ахеец низринет,

Смерти жестоко подвергнет за то, что родитель твой Гектор
Брата убил у него, иль отца, или малого сына,
Ибо он многих данайцев заставил грызть землю зубами.
С ними неласков бывал твой отец среди сечи кровавой,
И оттого безутешно все плачут по нем в Илионе.

Гектор! Стенанья и скорбь причинил ты родителям нежным,
Мне же, несчастной, оставил бы больше печали, чем прочим.
С ложа ко мне на прощанье ты рук не простер, умирая,
Не завещал мне пред смертью разумного, доброго слова,
Чтобы я ночью и днем со слезами его вспоминала".

Так говорила, рыдая, и жены ей вторили плачем.
Следом за ней и Гекуба сказала печальное слово:
"Гектор, из всех сыновей душе наиболее милый!
Ты у меня и при жизни был дорог богам Олимпийским,
Ныне они о тебе позаботились даже о мертвом.

Прочих моих сыновей, взявши в плен, Ахиллес быстроногий
Продал в неволю к чужим, за пределы бесплодного моря,
И на Самос, и на Имбир, и на остров Лемнос неприступный.
Только тебя умертвил он широкоотточенной медью
И волочил вкруг могилы сраженного в битве тобою

Милого друга Патрокла, хоть не воскресил его этим.
Все же, нетронутый тленьем, как будто недавно убитый,
Ныне в чертоге лежишь, точно муж, кого Феб сребролукий,
Быстро настигнув, сразил безболезненной, тихой стрелою".
Так говорила в слезах, и немолчным все вторили плачем.

Третьей за ними Елена печальное слово сказала:
"Гектор, из деверей всех ты душе наиболее дорог
С самого дня, когда мужем мне стал Александр боговидный,
В Трою привезший меня, — о, зачем не погибла я раньше!
Вот уж двадцатый исполнился год с той поры, как, покинув

Отчую землю, сюда я пришла, и ни разу за все это время
Я от тебя не слыхала дурного, обидного слова.
Если ж другой кто-нибудь попрекал меня в этом чертоге,
Деверь ли или одна из золовок и гордых невесток
Или свекровь (только свекор был кроток со мной, как родитель), —

Ты останавливал их, убеждал их разумною речью,
Действовал кротостью сердца и полными ласки словами.
Вот отчего над тобой и собой, горемычная, плачу.
В Трое пространной теперь у меня не осталось другого
Кроткого друга, как ты. Я троянцам внушаю лишь ужас".

Так говорила в слезах, и народ ей стенаньями вторил.
Тою порою Приам обратился к народу со словом:
"Ныне троянцы ступайте и дров привезите в наш город.
Только не бойтесь в лесу многолюдной засады ахеян,
Ибо Ахилл обещал мне, от черных судов отпуская,

Не ополчаться, покуда двенадцатый день не настанет".
Молвил. Они же волов заложили в повозки и мулов
И торопливо собрались толпой пред воротами Трои.
Девять без отдыха дней дрова они в Трою возили
И на десятый лишь день, с появленьем зари светоносной,

Вынесли Гектора труп, проливая обильные слезы,
И, положив на верхушку костра, развели под ним пламя.
Чуть лишь из сумерек ранних заря розоперстая вышла,
Стал собираться народ у костра знаменитого мужа.
И, многолюдной толпою поспешно собравшись, троянцы

Весь погасили костер, заливая вином темнокрасным,
Все орошая, что только от силы огня сохранилось.
После того и дружина, и Гектора братья родные
Белые кости собрали, и слезы по лицам струились.
Вместе собравши, они в золотую их урну вложили

И покрывалом окутали мягким пурпурного цвета.
Урну с костями потом опустили в глубокую яму
И заложили могилу огромными камнями сверху.
После воздвигли курган, а лазутчики в поле сидели,
Глядя за тем, чтоб ахейцы не ринулись в битву до срока.

Насыпь воздвигнув средь поля, троянцы вернулися в город,
Снова там чинно собрались и сели за пир погребальный
В пышных чертогах Приама, взращенного Зевсом владыки.
Так они тризну свершали по Гекторе, славном вознице.