Admin - o 18466e8fb342a663

газетными кипами и бумажными мешками с корреспонденцией. А то, что не поместилось

на пол и кресло, свалили мне на колени. Оглянувшись на одиноко возвышавшуюся над

бумажным «Монбланом» кислую физиономию пассажира, лётчик широко, по-гагарински,

улыбнулся:

- Потерпите, ничего не попишешь, неделю не летали…

Я незаметно вздохнул – ноги уже начинали затекать.

Пощёлкав тумблерами, пилот запустил двигатель и, запросив по рации разрешение на

взлёт, оторвал вертолёт от земли. К моему удивлению, нас сначала потащило куда-то вбок.

И лишь поднявшись высоко над землёй, мы развернулись и легли на курс. Набирая высоту,

«стрекоза» лихорадочно дрожала и скрипела. В щель между порогом и дверцей сквозило.

Ноги окоченели сразу же после взлёта. Зажатый со всех сторон пакетами и мешками, я

пытался шевелить пальцами и топать, насколько это было возможно в ограниченном

пространстве. Скорее всего, моя чечётка была услышана пилотом. Он стал часто с

озабоченным выражением лица оглядываться, пытаясь угадать причину постороннего

звука, - не поломалось ли что? Я перевёл взгляд с меховых унтов пилота на заснеженную

вершину соседней сопки и замер. Сразу же успокоившись, вертолётчик сжалился надо

мной:

- Скоро долетим… С материка?.. О! Ленинградец?! - лётчик, на каждой фразе

оборачиваясь ко мне, выкрикивал:

- На Сахалине впервой? То-то я смотрю, одеты вы по-городскому. Потерпите, уже скоро.

Зычный голос пилота легко перекрывал шум двигателя.

Когда подлетали к сопке, двигатель ревел натужно, и вертолёт дрожал так, будто мы

въезжали на тяжелогружёной машине в гору. Но стоило перевалить вершину, сразу

проваливались вниз, а сердце, наоборот, подпрыгивало вверх, к горлу. И так раз за разом, пока примерно с половины пути мы не полетели над прибрежной морской полосой, следуя

за её изгибами.

- Садимся, - пилот показал перчаткой вниз…

Сначала я ничего, кроме заснеженного пространства не рассмотрел, но, приглядевшись, заметил слева на берегу занесенные снегом строения, а на льду, недалеко от берега, - три

тёмных фигурки и лошадь, запряжённую в сани. И сразу же ветер, поднятый винтами,

скрыл всё в снежном вихре.

Земли коснулись легко, даже не тряхнуло. Когда лопасти перестали вращаться, пилот

открыл дверцу. Самостоятельно выбраться я не мог. Так и сидел, погребённый под

бумажной лавиной до тех пор, пока меня не откопали из-под газет и посылок

встречающие. Тем временем возчик подогнал сани к открытой дверце. Серая лошадка

фыркала, косясь на винтокрылую, пахнущую железом и бензином машину. На передке

саней, живописно подвернув под себя ногу, восседал боком похожий на цыгана дед в

овчинном полушубке и бесформенном сером кроличьем треухе. Спрыгнув с саней,

«цыган» привязал вожжи к оглобле и поднёс к конской морде солидных размеров кулак, отчего лошадь испуганно попятилась вместе с санями:

- Смотри у меня, курва! – пригрозил дед и стал неторопливо швырять бумажные пакеты в

сани.

Заметив мой взгляд, заулыбался и похлопал лошадь по шее.

- Серый, мы с ним десять лет в одной упряжи ходим… Старый стал коняга, никуда не

годится…

Лицо старика потеплело.

Высокая худощавая женщина с тонким интеллигентным лицом, первой протянула

холодную тонкую руку:

- Виноградова Полина Ивановна, старший засольный мастер. Временно исполняю

обязанности директора рыбобазы.

Я представился.

Полина Ивановна улыбнулась:

- Устали с дороги?.. Сейчас Толя проводит вас – отдохнёте. Квартира протоплена, дров на

первое время хватит. Там до вас девочки-мастера жили.

Вертолёт замахал лопастями, бросил в нас снежный заряд и взлетел. Серый испуганно

дёрнулся, но, покосившись на возчика, замер.

Тем временем немолодой уже мужчина, одетый в промасленный ватник и зимнюю, с

чёрным кожаным верхом шапку, погрузил мои пожитки в сани.

- Толик, - назвал себя он, обнажив прокуренные щербатые зубы.

– Охоту любите? – кивнул на ружьё.

Я пожал плечами.

- Вы, значит, заместо Воробьёва теперь будете?

- Воробьёв до вас был механиком рыбобазы, - пояснила Полина Ивановна.

- Дядя Гриша, ты подвези, пожалуйста, вещи Михаила Андреевича, - обратилась она к

деду.

Глаза старого возчика слезились. От него на свежем воздухе явственно попахивало

перегаром.

- Ивановна, всё будет сделано…

Дед завалился боком на передок саней.

- Но, курва! – скомандовал он.