Вадим Львов - Лестница Аида

– Тебе лейтенант, что, уже подполковники, докладывают? Неприязненно переспросил он адъютанта.

Лейтенант отвел глаза.

– Извините господин генерал. Я хотел сказать не доложил, а сообщил…

– В следующий раз думай, кому и чего говорить. Подполковник Алтуфьев – боевой офицер, орденоносец. А не портфеленосец… Понял, лейтенант?

Тот закивал головой, густо краснея.

Лейтенанта – звали Паша Сойкин, был переведен в адъютанты командира бригады из финчасти. Громов как и положено боевому офицеру, шаркунов паркетных, всяких адъютантов – порученцев, особо не любил и до последнего времени обходился обычным ординарцем, исполняющим в полевых условиях заодно роли штатного парикмахера, посыльного и даже повара. Ну гренки там замастырить, картошки комбригу быстренько нажарить или омлет. Как говорится помимо жены, у нормального командира есть еще два надежных человека – водитель и ординарец. Но здесь, слишком часто приходилось мотаться по подразделениям и нужен был человек, обладающий острым языком и в офицерском звании, для выполнения особых поручений в боевой обстановке. Вот здесь и пригодился Сойкин. Язык у него был хорошо подвешен и вид весьма представительный да и не глупый парень оказался. Правда теперь приходилось его с собой таскать, словно собачонку комнатную.

Другой бы, на "передок" просился, а этот Сойкин, наоборот готов был землю носом рыть, лишь бы в штабе отсидеться под рукой у Громова. Ну да и хрен с ним, с бздуном гороховым. Не всем же быть, как Алтуфьев, Слоёнов или тот же контуженный Топорков. Должен кто‑то лакированные портфели за генералами таскать и спину манерно выгибать. Хотя, противно конечно…

Командир первой боевой тактической группы, расположил свой штаб на территории заброшенной фабрики по переработке использованных автопокрышек на северо‑восточной окраине Хорнбурга. Фабрику давно закрыли, но из‑за плохой экологии, никто не брался её разрушить. Мол навредит природе…Поэтому здесь ютились какие – то эмигранты, сбежавшие при первых выстрелах.

Едва КШМ Громова в сопровождении "Тигра" комендантской роты повернул в сторону фабричных корпусов как на дорогу вышло двое гренадер‑ приказав маленькой колонне остановится. Сразу видно, что мы в хозяйстве Алтуфьева. Серьезный он малый….

Подполковник встретил командира на пороге фабрики, превращенной в штаб с неизменной нахальной улыбкой словно приклеенной к его лицу. Сначала Громова, как и предыдущего комбрига, Разумовского это сильно раздражало, но потом привыкли.

Как офицер, Алтуфьев был предельно требовательный и грамотный, косяков по службе не допускал и дрессировал вверенный ему личный состав на "отлично". Но даже это не главное…Таких требовательных и грамотных, сейчас пруд‑пруди. Алтуфьев – был какой то другой. Не зря, его подчиненные называли – атаманом. Был в нем что – то древнее, разбойничье‑лихое. Он любил воевать. Реально‑ любил. Для него война, риск, опасность – была той стихией, куда Алтуфьев бросался с головой и мелких мест не искал. Далеко пойдет подполковник, если не убьют, конечно.

– Слушай, Алтуфьев, ты чего лыбишься, все время?

– Так вы уже спрашивали, господин генерал! Весело отозвался подполковник. Мы на коне, америкосы – в дерьме. Вон, белый флаг вывесили. Значит припекло пиндосов хорошенько. Крепко мы их за яйца держим.

Громов усмехнулся.

– Ты им все кроссовки свои забыть не можешь?

– Так точно, как вспомню, так в глазах от бешенства темнеет.

– Ладно, давай ближе к делу.

Подполковник кивнул и сделал приглашающий жест рукой.

– Американцы гоняют по радиостанциям на всех частотах текст о прекращении огня. Просят разрешения встретится командованием. С вами то есть. У соседей такая же фигня.

– Уже знаю.

Громов задумчиво потер подбородок.

"Хреновая ситуация. Москва толком ничего сказать, не может, раз Бородулин, сам ни хрена не знает. Все боятся подставы. Понятно, что пальцы пляшут на курках"

То, что американцы будут простить перемирия – было понятно генералу еще пару дней назад. После того, как немцы отскочили в сторону и заключили сепаратный мир, генерал‑лейтенант Коун принял единственно верное решение – уходить как можно быстрее за Рейн. На территорию Нидерландов. Только кто сказал, что мы их собирались выпустить без боя?

Последний бой, Громов запомнил хорошо. Наверно в силу отчаянной обреченности американцев.

Во главе прорывающейся колонны первой бронетанковой дивизии, были брошены немногие уцелевшие М1А2 "Абрамс", за ними боевые машины пехоты и бронеавтомобили. Причем плюнув на дороги, американцы рванули прямо через поля и мелкие городки ломясь через изгороди и дренажные канавы. Перед прорывом, их артиллерия выпустила, по моему все остатки боеприпасов.