Unknown - 5839e126-c205-4f77-90b3-07883d1e760c

— Да, — посмотрел на него Дженсен. — Он все еще спит.

Мэддокс отвернул пробку и бросил её в темноту. Он указал на колено Дженсена. —

Напомни-ка мне, как это произошло?

Дженсен был застигнут врасплох этим вопросом. Мэддокс отпил пива и наблюдал

борьбу на лице брата. Дженсен не умел правдиво врать. У Мэддокса не однажды были

проблемы, когда Дженсен сбалтывал правду под напором матери.

... — Где вы были, мальчики? — выпытывала она.

Мэддокс мог усмехнуться и сказать: — Просто прыгали на детской площадке за

школой, ма.

Губы Тильди МакЛеод сжимались, и она смотрела на ёрзающего старшего сына. Для

Дженсена много не нужно было, чтобы ляпнуть, что они на самом деле играли в

запретных горных пещерах и прыгали через открытые шахты…

— Служба, — осторожно сказал Дженсен, запрокидывая голову, чтобы посмотреть

на небо.

Мэддоксу не хотелось давать ему так легко уйти от ответа. — Так, кто в тебя

стрелял, братан? — Дженсен резко посмотрел на него. — И что еще более важно, были ли

у тебя яйца отстреливаться?

— Чез Коллетти, — решительно сказал Дженсен, и Мэддоксу показалось, что он

ослышался.

— Не может быть, бл*, — он покачал головой. — Я никогда не слышал об этом.

Дженсен, понизив голос, ответил: — Как, черт возьми, ты бы услышал, Мэддокс?

Может быть, ветром весточку принесло, когда ты приехал домой на Рождество?

Мэддокс нахмурился. Он не был в настроении двигаться в этом направлении. Это

зацепило бы слишком много другого, что было бы лучше оставить в покое.

— Так что, черт побери, старый Чез-Спез сделал, чтобы получить пулю?

Дженсен уже допил пиво. Он позволил бутылке упасть на землю. — Он выстрелил

первым, а я стреляю лучше, Мэд, — Дженсен резко рассмеялся. — Не сомневаюсь, ты

хотел бы, чтобы закончилось по-другому.

— Думаешь, я хочу, чтобы ты умер, потому что ты трахнул мою девочку в прошлой

жизни?

— А что, нет? — спросил Дженсен с тихим осуждением.

— Нет, — Мэддокс покачал головой. — Ну, может быть, хотел, — он резко

поднялся и пнул стул. — Пошел ты, Дженсен.

Дженсен не поскупился ответить. — Пошел ты сам, эгоистичный осел.

Мэддокс вернулся в дом и захлопнул дверь. Он, как правило, не избегал борьбы, неважно по какой причине. Однажды у него были трудности, и он сдерживался против

своего старшего брата. Но кое-что изменилось. Он стал сильнее, а Дженсен стал мягче, коп он или нет. Мэддокс стоял в гостиной и сжимал правую руку в кулак. Он представил, как бьёт в живот Дженсена, выбивая из него дух. Но мгновение спустя, он представил себе

выражение ужаса на лице племянника, если бы тот увидел это. Борьба происходила прямо

в нем. Его руки бессильно упали по бокам.

Мэддокс пошел в комнату Cвященника и сел рядом с кроватью. От обезболивающих

отец погрузился в бессознательное состояние. Несмотря на это Мэддокс понимал, что

вряд ли Священник даже осознавал его присутствие, он не хотел быть где-то еще. Он не

слышал, как открылась задняя дверь, а это означало, что Дженсен либо ушел, либо все

еще был там, во мраке борьбы с теми призраками, преследовавшими его.

— Папа, — прошептал Мэддокс только потому, что он по-прежнему мог еще звать

отца. Он взял отца за руку и почувствовал незначительное ответное сжатие.

Мэддокс не знал, сколько прошло времени, пока он сидел рядом с отцом. Мысли о

Габриэле навязчиво приходили, как бы он ни пытался запихнуть их подальше. Днем он

ощутил тупое удовлетворение от утоления ее голода и понимания, что она его хочет.

Мэддокс не мог сосчитать, сколько женщин он трахнул в последние десять лет. Сколько

раз он доставал свой член и засовывал его в чью-то незнакомую киску? Были и те, с кем

были и более частые перепихоны, такие, как Элис, но не было никого, без кого бы он не

смог прожить. С Габриэлой де Кампо возможно было бы иначе. Один раз в ней, и

Мэддокс пропал бы.

Мэддокс, наконец, услышал глухой лязг открытия двери и узнал походку брата.

Дженсен загородил дверной проем и заглянул внутрь. Мэддокс не поднял головы, пока

его брат вздохнул и пересек зал. Мэд мог бы спросить, почему, черт возьми, он не пошел

домой к своей гребаной жене, но на самом деле решил, что его это не волнует.

Мэд продолжал думать о кладбище. Оно было печальнее, чем большинство таких

мест, кучка забытых жизней, похороненных рядом, в уединенном месте, которое никто и

никогда не посещал. Та первая могила засела у него в памяти больше, чем остальные