Мэддокс нахмурился. Так значит, малыш все-таки слышал парочку вещей о нём.
Может быть, Священник что-то рассказывал, а может и нет.
— Это клуб, Мигель. Братство.
— Но у тебя есть брат. Мой папа — твой брат.
Мэд выкурил сигарету и быстро закурил другую. Он чувствовал, что его напряжение
растет, но не хотел слишком много говорить мальчику. Это было не для его ушей.
— Так и есть. Но мы не можем выбирать родных братьев. Однако мы вольны
выбирать людей, с которыми идем по жизни.
Мигель перемешал кашу. — У меня вообще нет братьев. У меня есть двоюродные
братья, но это не то, — его голос стал приглушенным и задумчивым, — если бы у меня
был брат, он был бы моим лучшим другом.
Мэд спрыгнул со стойки и взъерошил черные волосы племянника.
— У тебя будет возможность выбрать братьев. Жизнь еще не закончилась, Мигель.
Тихий стон из комнаты Священника напомнил Мэддоксу, что, по крайней мере,
жизнь одного человека действительно почти закончена. Он поспешил в комнату, но его
отец просто перевернулся на бок и опять уснул. Мэддокс слегка укрыл его плечи
простыней и устроился в металлическом складном стуле рядом с кроватью. Он захотел
вспомнить имена тех людей, с которыми был связан Священник. Он их до сих пор мог
назвать. Хотя так много лет прошло. Он не знал, был ли еще жив хоть кто-то из них.
Посидев немного и послушав жестокий отсчет минут настенными часами, Мэд
вздохнул и вернулся на кухню. Удивительно, Габриэла стояла перед раковиной. Ее взгляд
быстренько прошелся по нему, и он был рад, что все еще в одних боксерах. Она
отвернулась, скрестив руки на груди, и он улыбнулся, дотянувшись до кофейной чашки
над её головой.
— Я не слышал, чтобы ты стучала, — небрежно сказал он, заметив, как она
старалась не смотреть на него.
— Я не стучала, — сказала она, отступая на шаг. — Я боялась, что ты все еще
спишь. Мигель, что ты ешь?
— Сахар, — улыбнулся парень. Мэд подмигнул ему.
Габи нахмурилась. — Я же сказала, что приду пораньше. Почему ты не одет?
Мэддокс наполнил кофейник водой. — Я могу одеваться или не одеваться, когда я
хочу.
— Блин, я не с тобой разговариваю!
— Почему, черт возьми, ты кричишь, Габс?
Она закрыла глаза и тихо выругалась. А потом встряхнула головой и рассмеялась.
Глаза Мигеля бегали от матери к дяде. Мэд был уверен, что малыш заинтригован.
Именно тогда открылась входная дверь, и вошел Дженсен со значительно более
ясным взглядом, чем когда Мэд кидал его в машину к жене, накануне вечером. Он
остановился и уставился на Мэда, заметив отсутствие его одежды.
— Господи, что, черт возьми, не так со всеми? Мой член выглядывает или что-то
другое? — проворчал Мэддокс, глядя вниз.
Дженсен на самом деле даже немного улыбнулся, в то время как Габи с
раздражением выдохнула сквозь зубы.
— Ты работаешь сегодня? — спросил он Дженсена, плавно меняя тему.
Брат рассеянно кивнул. — Попозже. Я сначала хотел побыть немного здесь.
Мигель выпрыгнул из своего кресла и побежал к отцу, повиснув на нем. — Можешь
взять меня в поход, пап?
— Мигель, — предупредила Габи.
Лицо Дженсена помрачнело, когда он взглянул на колено, которое создавало
очевидные трудности. Мэддокс задумался, насколько боль усугублялась постоянным
потоком алкоголя, вливающегося ему в глотку. Алкоголь, конечно, не мог помогать.
— Не сейчас, сынок.
Мигель был удручен. — Я забыл, — сказал он тихо, закусывая губу.
Мэддокс не хотел видеть малыша разочарованным. И как ни странно, ему не
нравилось быть свидетелем несостоятельности Дженсена. — Слушай, я возьму его на час
или два. Я не против.
Дженсен поднял бровь, смотря на Габи. Она была недовольна, но потом заметила, как загорелись глаза ее сына от идеи провести больше времени со своим дядей.
— Хорошо, — вздохнула она. — Но я в таком случае тоже иду. Не можете же вы,
ребята, скакать по горам со всеми этими зияющими шахтами.
Мэд стал обороняться: — Я лучше знаю, куда можно вести ребенка по горам.
Дженсен заулыбался. — Мы ходили туда детьми, — сказал он.
Мэддокс поймал взгляд брата: — Я помню, — сказал он тихо. Действительно, он
помнил. Это было в день, когда Дженсен был его непобедимым старшим братом,
доказавший свое право, чтобы ему подражали и восхищались. — Это было давным-давно,
— он не хотел говорить, что прошлое настолько невыносимо. В комнате появилась
неуютная меланхолия, которая быстро исчезла, когда Мигель издал победный клич и
Читать дальше