Unknown - 5839e126-c205-4f77-90b3-07883d1e760c

так и не отошел. Он искал утешения на дне бутылки. И эта боль, ведущая его к смерти, была ему наградой.

— Хэй, Пап, — тихо сказал Мэддокс, когда вошел в комнату.

Его отец лежал под чистой белой простыней. Его кожа потеряла свой естественный

вид и стала тусклой и шелушашейся. Священник открыл затуманенные глаза и улыбнулся

своему младшему сыну.

— Мэд, — прохрипел он, пытаясь дотянуться.

Мэддокс быстро подошел к нему, и опустился на колени рядом с кроватью.

Упаковки шприцов и маленькая бутылка с прозрачной жидкостью лежали на маленьком

столе рядом с ним. Мэддокс предположил, что это болеутоляющее. Это не могло быть

чем-то другим. Один взгляд на отца говорил все, человек действительно умирает.

Мэддокс схватил хрупкую руку отца и заплакал, как ребенок, как женщина, как грустный

мальчик, который только что понял, что это важнее всего, из того что он когда-либо

терял.

В какой-то момент Дженсен вошел в комнату и с хрустом опустился на колени с

другой стороны кровати. Мэддокс пытался придумать, что сказать, но на самом деле не

было ничего хорошего. У него не было ни женщины, ни детей. У него была пестрая

коллекция друзей-мужчин там, в пустыне, за пределами Куартзсайта, но он не мог даже

придумать что сказать о них.

Он сидел с отцом и братом, остатками его родной семьи, пока Священник не заснул

с улыбкой на иссохшем лице. Мэддокс наблюдал за вздымающейся грудью с тревогой в

течение нескольких минут, а затем поцеловал отца в лоб. Дженсен вышел вслед за ним.

— Ты в порядке? — спросил он, осторожно обходя Мэддокса.

Мэддокс тупо уставился на стену.

— Нет. Я не в порядке. Вот дерьмо, это ужасно.

— Да, — голос Дженсена вдруг повысился. — Этот ужас длится недолго. Тебя

просто не было здесь, чтобы видеть это.

Мэддокс поднял взгляд. — Пошел ты. Я думал, что ты сказал, что не хочешь

ругаться.

— А я и не хочу. Я не должен был так говорить. Слушай, мне нужно отлучиться

ненадолго на станцию. Кейси хочет встретиться с тобой, так что мы будем к вечеру. Ты

же планируешь оставаться здесь, в доме?

— Кейси, — нахмурился Мэддокс. — Кто, черт возьми, эта Кейси?

Дженсен был вне себя.

— Моя жена, Мэддокс.

— О, — кивнул Мэддокс. — Верно.

Все эти новые имена, имели отношения к людям, которых он не знал. Кейси.

Мигель.

Дженсен выудил ключи из кармана. Он открыл неаккуратные жалюзи в гостиной и

выглянул в окно.

— Габи скоро вернется. Она этого никогда не говорила, но она чертовски боится

тебя увидеть. Так что не будь х*ем с ней, ладно?

Мэддокс поднял брови в притворном недоумении.

— Я никогда и не был х*ем.

Дженсен рассмеялся, но это был невеселый смех.

— Слышь, — откровенно сказал он, — я не буду благодарить тебя за то, что ты

приехал, потому что знаю, ты здесь, не из-за меня, но все равно чертовски рад, что ты

здесь.

— Хорошо, — сказал Мэддокс весьма категорично. Это был лучший ответ, что он

смог дать в данный момент. Дженсен подождал мгновение, скажет ли Мэд, что-нибудь

еще, и, вздохнув, ушел.

Мэддокс сел на потрепанный диван, которому было больше лет, чем ему. Он не знал, что, черт возьми, он собирается делать, когда Габриэла де Кампо войдет в дверь. Ему не

пришлось долго ждать.

Глава 6.

Раздор-Сити, Территория штат Аризона

1888

Анника Ларсон была непоколебима. Она должна была выбросить его из своих

мыслей, и всё что с ним связано. Иначе она сойдет с ума. Она знала, что если он снова

коснется ее, то моральные устои ее души сгорят в аду страсти.

Мерсер.

Нет, она проделала весь этот путь с определенной целью. Она не подведет.

Джеймс Долан уже оказался бесценным, вдвойне, и как друг, и как союзник. Хотя у

него не было детей, он был одним из четырех членов школьного совета, и он уверил

Аннику, что присмотрит за оборудованием школы. Он правильно предположил, что

родители Раздор-Сити будут рады избавиться от детей. К середине первого дня

пребывания Анники на Территории она приняла двадцать шесть учеников. Около

половины новых учеников пришли из более благополучных семей владельцев магазинов и

бизнесменов, стремящихся заработать на развивающемся городе. Остальные — дети

шахтеров. У них был жесткий взгляд, как будто они привыкли к дикости и не принимали

хорошие манеры, прививаемые в школе. Родители были всякие, от надменных,

обеспеченных женщин, которые председательствовали в нескольких прекрасных домах в