Unknown - Искусство похищения сердец

Сент-Клэр паркуется рядом с другой машиной.

– Прекрасно, они уже здесь.

Внутри дом выглядит так, словно его не обновляли с момента постройки более двухсот лет назад. Двое пожилых мужчин ждут в фойе.

– Джентльмены, спасибо, что приехали. Грэйс, это мистер Пемберли и мистер Коутс. Грэйс Беннет – моя подруга, – объясняет он, и мужчины вежливо пожимают мне руку.

Вместо носового платка из переднего кармашка у Пемберли выглядывает настоящий монокль:

– Как мило с вашей стороны присоединиться к нам, мисс Беннет.

– Это большая честь быть здесь, – отвечаю я, едва сдерживая усмешку из-за его старомодных манер.

Мы проходим мимо большой парадной лестницы, направляясь в гостевую приемную. В комнате от пола до потолка выстроились книжные полки, несколько мягких кресел стоят у гигантского камина. В углу примостился письменный стол с чернильницей и пером возле листа бумаги, словно кто-то начал писать письмо, но так к нему и не вернулся.

Брокер, бойкая женщина, которая явно смахивает на Лидию, указывает нам на угол у окна, где установлен мольберт с картиной.

– А вот и она, – говорит она величественно. – «Парусники на закате».

Я с трепетом замираю на месте. На картине изображены лодки, мягко покачивающиеся на каналах Венеции. В колледже я делала сборник по работам Мане, поэтому узнаю характерные полосатые столбы и синюю гладь воды на переднем плане, а также белые стены и освещенные окна городских построек Венеции на заднем фоне.

Коутс хлопает в ладоши:

– Замечательно, просто замечательно. Я предполагаю, что холст и краски были протестированы на соответствие периоду времени?

– Конечно. – Брокер предоставляет папку с документами касательно аутентичности, фотографиями, выглядящими официально печатями и прочими бумагами, в то время как Пемберли подходит поближе к шедевру, доставая из кармана свой монокль.

– Это умопомрачительно, – говорит Пемберли, разглядывая холст вблизи. – Бесподобно.

Коутс проверяет документы, кивая:

– Похоже все в порядке. – Он в свою очередь подходит к холсту.

Пемберли сияет:

– Определенно Мане. Какая изумительная находка, мистер Сент-Клэр.

Коутс поднимает глаза от картины:

– Однозначно. Находка – мечта. Невероятная инвестиция.

Пемберли говорит:

– Через несколько месяцев у нас будет показ в городе, а до этого создадим шумиху.

Я ожидаю, что Чарльз тоже присоединится к ним и будет праздновать, но вместо этого он смотрит на меня.

– Грэйс? – спрашивает он. – А ты что думаешь?

Я не уверена, что еще могу добавить, но делаю шаг вперед, чтобы рассмотреть поближе. Картина и правда красивая, и вся комната вокруг будто растворяется, когда я впитываю картину, погружаюсь в ее замысловатые мазки, в работу импрессиониста в наилучшем виде.

Она выглядит настоящей, и все в движении краски и шероховатости на холсте говорит, что она из периода Мане, но тем не менее…

Я медлю.

– Что такое, Грэйс? – спрашивает Чарльз, подходя ближе. – Что ты видишь?

– Ну… – Я поднимаю взор и замечаю все эти взгляды, устремленные на меня в ожидании, взгляды полные скепсиса на лицах пожилых людей. Я делаю шаг назад и качаю головой:

– Скорее всего, это не существенно.

Сент-Клэр бросает на меня взгляд:

– Скажи мне.

Я действительно не хочу этого делать, но, подумав об альтернативе – что он покупает эту возможно не аутентичную картину – я должна сказать.

– Ладно, – я вздыхаю. Надо это сделать. Пожалуйста, не возненавидь меня. – Думаю… это подлог.

Брокер ахает:

– Да никогда!

Коутс громко смеется.

– Кто эта девушка? – говорит он. – Уверяю вас, документы говорят сами за себя.

– Я, наверное, ошибаюсь, – быстро говорю я со смущением. – Простите.

Сент-Клэр берет меня за руку и отводит сторону:

– Что заставляет тебя думать, что это не подлинник?

– Не знаю, я просто чувствую это нутром.

Коутс прерывает нас:

– Все тесты были убедительными.

Пемберли показывает Сент-Клэру файл:

– Пигменты в краске, композиция нитей холста – это все из 1850-1890 годов, которые соответствуют периоду Мане.

– Но на этот период приходятся и самые лучшие подлоги, – говорю я, не в силах остановиться. – Верно? Подражатели рисовали подделки картин в тот же период, а затем передавали их из поколения в поколение, пока кому-то не удалось бы выдать ее за оригинал работы художника.

– Но подпись идеальна, – говорит Пемберли, указывая на нижний левый угол картины. – Безупречна.