Николай Фокин - М Ы Р О Д И Л И СЬ И Ж И Л И Н А У Р А Л Е – Р Е К Е ...

судьбе старшего сына.. Володя отправлял такие же письма в Москву... Но

ни в сорок первом, ни в сорок втором родители ответа на свои вопросы не

получили... Видимо, в Москве ничего не знали о красноармейце Г. И.

Фокине. Да и кто мог заниматься таким “мелким” делом, когда решались

другие, более важные, судьбоносные для большой страны проблемы ?...

Беспокойство, волнение, страхи, горе мамы усиливались с каждым

годом. Отец же старался не показывать, по крайней мере - внешне, своей

тревоги. Лишь просил маму не читать часто письма Грини. Даже грозил

сжечь их (что и сделал через несколько лет в минуту “гневного взрыва” ).

Но она, кажется, не слышала слов своего Семеныча.. Не могла смириться с

тем, что не получает конкретных сведений о своем сыне....Или писем от

него...

181

“Похоронка” пришла осенью (в октябре) сорок третьего года... В ней

кратко сообщалось, что рядовой Г. И. Фокин “погиб в боях за нашу

социалистическую Родину...” Когда?.. Оказывается, еще в 1941- м году.

Где ? - На этот вопрос официальная бумага не отвечала. Можно было

лишь предположить, что наш старший брат погиб в первые недели (если

не дни ) войны: ведь он служил совсем рядом с советско - германской

границей.

После войны сыновья по просьбе родителей неоднократно

обращались в Москву с просьбой указать место и время гибели рядового Г.

И. Фокина, но безрезультатно.. Даже сейчас, в начале нового века, когда,

кажется, открылись многие архивы военных лет, точных сведений о

последних днях жизни старшего брата его близкие не могут получить. В

ответе на мой запрос Центральный архив МО России (ноябрь 1910 г.)

признался, что не может “указать, в какой воинской части” Г. И. Фокин

“проходил службу”, “сложная обстановка на фронтах... не позволила

точно установить судьбу некоторых военнослужащих “, “.донесение... из

воинской части не поступило, где и при каких обстоятельствах пропал без

вести сведений ... нет..”

Такой же ответ я получил и из Государственного Военного архива

(ноябрь 2015 г.): “...сведений на Фокина Г.И. не выявлено...”, “...в

картотеке по учету потерь личного состава войск...также не значится..”

В нашем доме, на одной из стен горницы, рядом с иконами и

постоянно горящей лампадой, - с 1941-го года находился большой портрет

старшего сына - брата...Его родители скончались, сестра и братья

взрослели ( и старели), а он оставался таким же молодым, каким был в том

далеком, предвоенном году. Его серые серьезные глаза вопрошающе

смотрели в обещавшее радость и счастье будущее, которое Гриня, как и

многие его сверстники, не увидел...

7

Жизнь сестры на протяжении всех военных лет состояла из

бесконечной (без “выходных дней”) работы у станка, в низком и

сумрачном цеху, по – прежнему пропитанном влажным воздухом, запахом

грязной шерсти и пылью. Смены длились почти 10 часов: то с утра - до

вечера, то с вечера - до утра.. Об отдыхе приходилось забыть: он остался

в далеком ( как казалось) мирном времени. Шура, как и другие работницы

фабрики, постоянно слышали давно знакомые слова: “Должны...Обязаны...

Надо.. Следует выполнить к определенному сроку.. Помните, что ваша

продукция необходима фронту...” Но на усталых женщин повторяемые

182

парторгом Антониной (бывшей катальщицей) каждый день фразы уже не

действовали, - они и без них прекрасно знали, как должны работать.

.Работниц, конечно, беспокоили новые, более высокие “нормы

производства”, к которым они успели уже привыкнуть. Но по -

настоящему серьезно их страшили “черные” вестницы - “похоронки”...

Долгое молчание “служивых” рождало в сердцах жен и матерей чувство

страшной, давящей на душу тревоги.. Ведь они не знали, куда “отвезли” их

родных и где сейчас находятся...Боялись думать о самом страшном...

Катальщицы не раз говорили своей подруге, что ей “здорово”

повезло: она получала от мужа ( правда, редко) небольшие “треугольники”.

Из них нельзя было узнать, где он служит, но для нашей сестры (и не

только для нее) главное заключалось в обычных словах: “...жив...,

здоров...”

..Шура приходила домой “донельзя” уставшей (“без рук и без ног...”),

пыталась помогать маме на кухне, но та, глядя на серое, усталое,

осунувшееся лицо дочери, обычно говорила: “... Хватит.. Иди отдыхать...

Займись дочерью, а то она скоро совсем отвыкнет от тебя.. Поспи вместе с

Люсей...Еще успеешь наработаться... Впереди у тебя - еще вся жизнь...”