Клэр Шеридан - Из Лондона в Москву

Литвинов, прощаясь со мной, пообещал организовать доставку ящиков в Ревель до отплытия парохода в Стокгольм. Затем Литвинов очень удивил меня, заявив, что он самый преданный мой друг. Я просила его объяснить, что он имеет в виду. Но Литвинов только ответил, что мне надо набраться терпения и подождать лет десять.

7 ноября 1920 года. В поезде.

Профессор Ломоносов занимает пост Комиссара Железных Дорог. Мы везём шесть с половиной миллионов фунтов стерлингов золотом, на которые он собирается купить в Германии паровозы. Нас сопровождает вооружённая охрана.

Прошлой ночью наш поезд несколько часов продержали на станции: на железной дороге что-то случилось, пришлось восстанавливать пути. Время от времени ломается ось вагона, загруженного золотом, или возникают неполадки в машинном отделении. Тогда мы вынуждены надолго останавливаться. Однако медленно, но уверено, мы движемся к цели. Неважно, как долго мы пробудем в пути, главное – успеть на пароход, уходящий из Ревеля в следующий четверг.

В поезде, помимо Ломоносова и его подчинённых, едут Вандерлип, Неуортева и очень приятный человек по фамилии Даргон - специалист по железным дорогам. Когда-то он был очень богатым человеком и входил в окружении царя. Он сразу же заявил мне, что принадлежит к монархистам, как будто боялся, что я могу принять его за большевика. Это анемичный, с прекрасными манерами человек. Глубоко посаженные грустные глаза, неприметность и покорность носили почти трагический характер.

Даргон заметно отличался от Ломоносова и не скрывал этого: «Я – русский человек, я тружусь на благо России, а не большевиков». При этом самих большевиков он называл грабителями! Профессор Ломоносов сидел, откинувшись на спинку своего кресла, и посмеивался. Он сказал: «Вы считаете нас грабителями, я мы считаем грабителями вас». Вопрос в том, кто же истинный грабитель.

Когда Ломоносов вышел, я стала упрашивать Драгона не вступать больше в политические споры: «Через несколько часов я пересеку границу, а вам здесь жить. Не подвергайте себя риску». В ответ он всего лишь пожал плечами: «Умираем только один раз». Рассмеялся и пояснил: «Им прекрасно известны мои убеждения. Но я честно работаю на них, и они знают, что я не связан с контрреволюционерами и не занимаюсь политикой. Так что опасность мне не угрожает».

Ломоносов, служивший на железной дороге ещё при царе, рассказывал, что ему довелось сопровождать императорский поезд в Царское Село. Царь, подчеркнул он, до самого последнего момента не осознавал угрозы Революции. Вероятно, царь рассчитывал переждать где-нибудь в отдалённых уголках Сибири, пока улягутся беспорядки. На платформе Царского Села был выстроен почётный караул. Царь, выйдя из вагона, по традиции приветствовал солдат: «Здравия желаю, солдаты!». Обычно в ответ звучало: «Здравия желаем, Ваше Императорское Высочество!». Но на этот раз они, как один, прокричали: «Здравия желаем, господин полковник!». Впервые царь осознал всю серьёзность ситуации. Он побледнел, поднял воротник свой шинели и быстро удалился.

Ломоносов ещё поведал нам захватывающие моменты операции, в которой он принимал участие. Целью этой операции было крушение царского поезда на пути в Сибирь. Уже подготовили два локомотива без людей и разрабатывали план столкновения их с царским поездом. (В последнюю минуту всё пришлось отменить, потому что царь подписал отречение.

Когда Ломоносов стал рассказывать о том, как царское окружение покинуло Николая Второго и разбежалось, словно крысы с тонущего корабля, Даргон, сидевший в мрачном молчании, заметно занервничал. Не могу избавиться от впечатления, что все остальные втайне наслаждались его волнением.

Позже, когда мы остались наедине, Даргон с дрожью в голосе сказал: «Неправда, что отвернулись от Его Императорского Величества. Мой лучший друг отправился вместе с царской семьёй в Сибирь и вместе с ними принял смерть. Некоторые преданные слуги и друзья разделили такую же участь».

Мы уже недалеко от границы. Скоро перестанут мелькать за окнами небольшие привокзальные станции, разукрашенные красной семёркой и портретами Ленина. Мы возвращаемся в привычный мир чаевых, ресторанов и цивилизации. До свидания, страна чудес, до свидания!

12 ноября 1920 года.

Мы прибыли в Ревель вечером в четверг, 9 ноября. В руках я держала две тетради своих дневников и плёнки «кодак», которые, благодаря Литвинову, были опечатаны государственной печатью и находились под надёжной охраной во время поездки. Я чистосердечно записывала все события в дневник, как я привыкла это делать дома, не предвидя никаких осложнений с отъездом. Вера в провидение меня ещё не подводила.