User: lbv.docx

- Ты упрекаешь меня? – с вызовом спросил он, надменно изогнув бровь.

- Разве я упрекаю тебя? – тихо продолжала она.

- Нет, но это и плохо, - Птолемей улыбнулся неуверенно и печально. – Я не смогу забрать тебя с собой, Тесея. На дорогах опасно...

- Опасно? В Афинах становится все больше народа. Люди озлобляются от тесноты, шума, крика, вечной нехватки то воды, то пищи. В эту жару все глядят на встречных, как на врагов. Скоро красивой женщине нельзя будет появиться в Акрополе по вечерам. В Афинах становится опаснее, чем на дорогах, Птоломей! – сказала она, гневно глядя на него.

- В этом согласен с тобой. Тесно в Афинах, да и во всей Аттике. Говорят, собралось пятьсот тысяч человек...

- Святая мать Деметра! Во всей Спарте не больше полутораста тысяч. В таком множестве люди мешают друг другу и озлобляются. Видят роскошь, красоту и завидуют.

- Не одна теснота, Тесея. Последствия прежних войн и особенно прошлогодней. Наш красавец царевич, он теперь царь македонский и, по существу, владыка Эллады. Он уже показал волчьи зубы, да славится Аполлон Ликейский! – почтительно проговорил Птоломей.

- Да хранят его Боги! – ответила Тесея и впилась в него испытывающим взглядом. - Царица Олимпиада может поступать, как ей захочется, на то она и царица, не бывает бывших цариц, Птоломей. А царь Филипп? Он пойдет за ней следом. И ты хорошо знаешь Филиппа и его намерения. Не страшно тебе оставлять меня одну?

Слишком долгая пауза возникла между ними. Молчание становилось невыносимым. Тесея, вдруг улыбнулась и лукаво посмотрела на своего возлюбленного, пряча за умелую игру свою боль.

– Вижу, что не страшно. А мне и нечего бояться. Я известная гетера на все Афины, мой дом богат, роскошен, он хорошо охраняется и у меня преданные слуги. Как только ты покинешь город, ко мне тут же кинутся уважаемые и богатые мужи Афин, в надежде, что я одарю своим предпочтением одного из них. А я буду выбирать среди них только самого богатого и достойного. Я очень разборчива. Ты же знаешь мою щепетильность? А еще, Птоломей, ты же знаешь, что в Афинах есть специальная доска — Керамик, где мужчины пишут гетерам предложения о свидании. Тебе я ответила однажды. Я уже давно никому не отвечала... – тихим голосом сказала она.

- Замолчи! – хрипло остановил ее Птоломей. – Замолчи, Тесея! А ты знаешь, что ты значишь для меня? То, что произошло между нами – это дар Богов. Ни какие деньги, ни какие сокровища мира не способны затмить то чувство, что я испытываю к тебе… – он приблизился ней и посмотрел в ее зеленые глаза. – Я воин, Тесея, и мое слово надежно и честь не запятнана. Я оставляю тебя в Афинах, но твое сердце я забираю с собой. Слышишь? – он схватил ее за плечи, и с силой притянул к себе. – Я буду присылать в каждом караване тебе свои военные трофеи и рабов, как своей спутнице, как супруге, чтобы ты не в чем не нуждалась. Слышишь меня, Тесея? Не смей даже думать о выборе нового покровителя после моего отъезда или я... – он не успел договорить. Тесея ловким движением вырвалась из его рук и отбежала от него на край бассейна.

- У тебя уже есть супруга, Птоломей, или ты так давно не бывал в ее покоях, что память изменила тебе?

- Замолчи, Тесея! – он шагнул к ней, но проворная афинянка быстрыми скачками унеслась от него в глубь купальни, призывно смеясь и вызывая у него приступ бешенства.

- Ты не хочешь забрать меня с собой, потому что едешь с женой, Птоломей! – ее голос был полон горечи. – Ты стыдишься меня и не хочешь прилюдно унижать жену моим присутствием. Так и должно быть. Только так. Ты сильный духом мужчина, Птоломей, раз пришел ко мне сказать об этом. Любой на твоем месте просто бы уехал.

- Нет! Замолчи, Тесея! – крикнул он и двинулся ей навстречу, но она, словно не замечая его злость и закипающее бешенство, смеялась и убегала от него.

- Уезжай, Птоломей! Ты все правильно решил. Мне ничего не надо от тебя: ни рабов, ни трофеев. Я буду тосковать по тебе и плакать по ночам, потому что мое сердце и моя душа навсегда принадлежат тебе, они только твои. Так сказали мне Боги. Но мое тело? Оно принадлежит только мне. Я не могу скучать и не буду. Сегодня я устрою пир! Я надену изумрудный, прозрачный хитон, который ты привез мне из Персии, мягкие складки на плечах закреплю пятью серебряными булавками, которые ты привез мне из Индии. Помнишь серый химатион с каймой из зеленых нарциссов? Я надену его, и он будет окутывать меня от пояса до щиколоток, как когда-то твои руки окутывали меня. Я буду усладой для глаз. Я буду развлекать гостей беседой, песнями и танцами. Я буду хороша и соблазнительна в своем горе. Экая странность... Когда мне особенно плохо, я хорошею на глазах, – она старалась выглядеть легкомысленной, но что-то в ее голосе и в выражении глаз заставляло Птоломея не верить ей. - Уезжай, Птоломей. Значит, нам пришла пора расстаться. Прощай!