Unknown - i 210de1b8c36208e1

летевшая с его губ,

казалась кощунством, ​

“минимум десять раз прочитать “Отче наш” на исповеди” ​

,

сказала бы Мэри. Он сделал глоток кофе, чтобы не закричать.

― Чушь собачья.

Люк перевел взгляд на Уайатта.

― Чушь собачья?

― Женщина идеально тебе подходит. Терпит твое гиперопекающее дерьмо. Дает нам

все отдохнуть.

― Мое гиперопекающее дерьмо? ― он обвел взглядом кухню и встретил только

приподнятые брови. ― Вы имеете ввиду тот факт, что я достаточно забочусь о ваших

задницах, чтобы узнать где вы находитесь и когда собираетесь вернуться домой? Это вы

называете гиперопекающим дерьмом?

― В э

том в

ся п

роблема, т

ак? ―

А

лекс прикусила г

убу, п

роявляя р

ешимость, присущую

Дэмпси. ― Ты всегда думаешь о нас. Беспокоишься о нас. Ты не можешь быть рядом

всегда, во время каждой ошибки.

― Кто­то же должен быть! ― Люк повернулся и со стуком поставил чашку с кофе, не

обращая внимание на расплескавшееся по столешнице содержимое. Кто присмотрит за

ними, если его не будет рядом? Уайатт? В роли воспитателя Уайатт был бесполезен.

Отлично было иметь его на своей стороне во время пожара или в окопе, но он ничего не

смыслил в молодежи, с таким же успехом они могли остаться сами по себе.

― Там под раковиной есть коробка гвоздей, ― проговорил Уайатт. ― Должно как раз

хватить, чтобы удержать тебя на кресте.

― О, оставь это, Уай, ― перебила Алекс. ― Дай ему передышку.

Гейдж вздохнул, вечный миротворец.

― Мы взрослые, Люк. Мы обученные профессионалы…

Тут Уайатт фыркнул.

― … и иногда все портим, но сами в состоянии это исправить.

― Я

п

росто присматриваю з

а всеми в

ами. Это н

е изменится. Это з

аложено в

моем Д

НК,

― он не мог бороться за Дженни. Тогда он был бессилен, но это в прошлом.

― Мне нужно поговорить с Люком наедине, ― сказал Уайатт.

Люк повернулся как раз вовремя, чтобы заметить удивление на лицах Алекс и

Г

ейджа.

Уайатт никогда не просил ни о чем таком. Все семейные дела, ― не то, чтобы это было

семейным делом, но совать нос во все щели было обычным для Дэмпси, ― обсуждались

всеми вместе. Они с Уайаттом могли поговорит о детишках наедине, но никогда не

просили никого выйти.

Остро осознавая значение момента, Гейдж и Алекс обменялись обеспокоенными

взглядами, но подчинились и вышли из кухни.

Несколько мгновений, настолько тяжелых, что они могли бы разбить даже пожарную

машину, Уайатт просто смотрел на Люка.

― Меня не было здесь, ― наконец начал он тихим голосом. ― Когда Шон и Логан

погибли, даже не обсуждалось, кто останется.

― Я был счастлив сделать это, ― Люк сделал э

то в т

ой ж

е с

тепени р

ади Уайатта, к

ак и

ради младших. Будь у него выбор, он снова сделал бы то же самое, без колебаний.

― Ты имеешь полное право обижаться из­за этого, ― продолжил Уайатт, словно Люк

ничего не говорил, ― и не только потому, что тебе нравилось в морской пехоте. Я был

совершенно бесполезен для тебя или младших, ― его грудь поднялась от вдоха. Люк м

ог

назвать это самым ярким проявлением эмоций от Уайатта из всех, что он видел, если

только это не было частью разыгрываемой мелодрамы.

― Для тебя это было сложнее, Уай. Логан был твоим родственником, ― Люк знал, на

что была похожа потеря родных. Боль Уайатта ранила его настолько глубоко, что только

строго регламентированная жизнь в пехоте могла у

держать е

го на н

огах во в

ремя ш

торма.

Способ, которым переживали траур Дэмпси, был слишком запутанным для него.

Уайатт не стал спорить, только кивнул, соглашаясь с умозаключением Люка, и Люк