Слепые души - Алана Инош

Однако настала пора всем моим четырём «я» собраться в единое целое.

Поцеловав меч, я всё-таки встала и побрела к выходу.

Меня встретил дождь, и я подставила ему лицо, чтобы он как следует меня умыл. Сквозь тучи проглянуло солнце, и над городом встала высокая и яркая радуга. Я нажала на рукоятке меча кнопку, и он раскрылся над моей головой зонтиком.

*

Подплан 1

Копьё вонзается Кувеяшу в глаз и выходит из его затылка. С диким высоким криком он валится кверху брюхом на горячие камни и корчится, а потом его голова лопается и рассыпается светящимися брызгами, следом обугливается всё его тело, превращаясь в скелет, который тоже недолго держится и распадается прахом. Стоя на берегу реки из кипящей лавы, я думаю: уничтожить-то я его уничтожила, но как мне теперь выбраться на поверхность? Дышать всё труднее и труднее, голова плывёт, и мне кажется, что даже моя кровь вскипает. Но на помощь мне приходят крылья: они ловят луч света, непонятно как и откуда проникающий в эту адскую глубину, и по этому лучу, как на лифте, не шевельнув и пальцем, я поднимаюсь вверх. Волосы плащом реют за плечами, а в моей руке зажато копьё.

Глава 24. Видеть сердцем

Когда я прихожу в себя, надо мной снова сияет чистое небо, а дышу я прекрасным и свежим, нектарно-сладким воздухом. Подо мной ковёр из мягкой травы, шелковисто скользящей между моих пальцев, а сверху звучит ласковый голос:

– Поднимайся, Анастасия, и посмотри на свою победу. Ты должна увидеть тех, ради кого совершила этот подвиг.

Я поднимаюсь и вижу рядом с собой подростка лет тринадцати, кудрявого, ясноглазого, в длинной белой одежде. Мы находимся у подножья горы, на которой происходила моя битва с Кувеяшем, в нескольких шагах от тропы, уходящей в залитую солнечным светом долину – зелёную, пестреющую цветами в высокой колышущейся траве. Далеко в долине, почти на самом горизонте, белеет прекрасный город, древний и вечно молодой, светлый и безмятежный. По тропе вереницей спускаются и уходят в долину люди – мужчины, женщины, дети, босые и счастливые. Некоторые из них смеются, а иные плачут от радости, и ни на одном лице нет горя или страха. Их много – так много, что я сбиваюсь со счёта, а вереница всё не заканчивается.

– Сколько же их, – бормочу я потрясённо. – Когда он успел захватить столько народу?

– Это продолжалось веками, – отвечает кудрявый отрок. – Теперь они все свободны и идут в Долину, где они воссоединятся с ангелами-хранителями, когда-то потерявшими их. – Мальчик с улыбкой кивает головой. – Радостная это будет встреча! А потом они пойдут в Город.

Обратив на меня взгляд своих ясных глаз, он улыбается, и от его взгляда и улыбки у меня ёкает сердце. Он снова устремляет взгляд на нескончаемый поток освобождённых пленников, и я тоже смотрю на них, а внутри у меня всё сжимается и дрожит. Я ищу взглядом дорогих мне людей, но не вижу, не узнаю их, и меня охватывает печаль.

– Здесь ли они? – спрашиваю я мальчика. – Может быть, я просмотрела их?

– Смотри сердцем, – загадочно улыбается он.

Я смотрю и – о чудо! – вижу обоих моих родителей, но они не такие, какими я их привыкла видеть, а молодые – наверно, моего возраста. Они идут среди прочих, также босиком по тёплой земле, взявшись за руки и не сводя друг с друга взгляда, как счастливые влюблённые, и мне хочется закричать и побежать к ним, но рука мальчика мягко ложится мне на плечо.

– Нельзя нарушать их покой. Увидев тебя, они будут тосковать и печалиться в разлуке с тобой, и покоя им не будет.

Я знаю это… Асахель в своё время объясняла это много раз, приходя во сне к опечаленным утратой людям и утешая их: она была не только ангелом-воином, но и в промежутках между битвами служила проводником и защитником душ, переходящих с одного плана бытия на другой. Как Асахель я всё понимаю, но как Насте Головиной мне грустно. В горле встаёт ком, в глазах плывёт солёная дымка, а рука мальчика прижимает мне плечо крепче.

– Не плачь. Этим ты их только растревожишь, а их следует отпустить. Разве тебе не радостно видеть их счастливыми и упокоенными?

– Да… радостно, – шепчу я. – Но я очень, очень по ним скучаю.

– Успокойся и отпусти их с миром, – говорит мальчик. – Им хорошо, они больше не будут страдать.

Да, да, всё это Асахель сама говорила много раз и почти такими же словами, но моя душа рвётся на части, из груди вырывается рыдание. Мама с беспокойством оглядывается, ищет кого-то глазами, но мальчик поднимает руку – а может, крыло? – и скрывает меня от её взгляда. Так и не увидев меня, мама отворачивается и идёт дальше, держась за руку отца. Я провожаю родителей туманящимся от слёз взглядом и не двигаюсь с места, повинуясь лёгкой и мягкой, но крепко держащей меня руке отрока. Я ищу взглядом Альбину, но не вижу её ни в каком знакомом мне облике.