— Ловко, — хмыкнула Цветанка, удерживая поводьями свою разволновавшуюся лошадь. — Хороший ножичек.
Её глаза безжизненно выцвели, лицо покрывала мертвенная серость, на которой чётче проступали бурые подсохшие потёки крови в уголках бледных губ. Больное солнце, осветив её, позволило Ждане по-настоящему увидеть, как плохо выглядела Цветанка-Заяц. Увидела это и Млада, которая не могла не почуять в ней Марушиного пса, но, тем не менее, в какой-то миг позволила себе повернуться к Цветанке спиной, вытирая свой кинжал. Видно, за серьёзного противника она девушку не считала. Впрочем, это не помешало ей всё-таки загородить от неё Ждану.
— Млада, нет, — осмелилась та дотронуться до заслонившего её плеча женщины-кошки. — Заяц… то есть, Цветанка — не враг. Она помогает мне добираться до Белых гор.
— Хм… Цветанка? — Чёрные брови Млады нахмурились.
Ни «здравствуй», ни «сколько лет, сколько зим»… Они как будто вчера расстались и продолжили с того места, на котором прервались. Будто вчера Ждана пробудилась после болезни на печке, в окружении запаха можжевеловой хвои, а Млада горько, но твёрдо и безжалостно сообщила, что всё знает о её вспыхнувшей страсти к Лесияре. Прошлое не ушло в необозримую даль, за многолетний туман забвения, оно всё это время лишь пряталось за углом с укоризненной улыбкой старого приятеля. И встреча с ним оказалась почти не болезненной: осень смягчила все резкости, а время скруглило углы.
— А тебе не приходило в голову, что помогает она неспроста? — прищурилась Млада. И спросила сурово, обращаясь к Цветанке: — Зачем тебе нужно в Белые горы? Должна бы знать, что Марушиным псам туда вход воспрещён.
— С какой такой радости я должен тебе всё докладывать? — дерзко отозвалась Цветанка, глядя на Младу сверху вниз с высоты конской спины и по привычке говоря о себе в мужском роде. — Ты кто вообще?
— А с такой, что я служу в пограничной дружине Белых гор, и моя обязанность — не пропускать в наши земли всякую нечисть, — ответила Млада, не убавляя суровых ноток из голоса. — Посему Ждану дальше сопровождать буду я, а ты ступай восвояси.
— Хе, — усмехнулась Цветанка, на глазах становясь бледнее покойника. — «Ждана»! Ты знаешь, о ком говоришь? Это княгиня Воронецкая, и изволь звать её государыней! Её сопровождаю я, и точка. Была уже тут одна желающая меня оттеснить… Так я ей указала на её место! Скинула с обрыва, да и дело с концом. Вот и ты лучше уходи подобру-поздорову, чтоб тебя та же участь не постигла!
От такого бахвальства и вранья у Жданы сам собой открылся рот, да только слова все разлетелись шустрыми воробьями — не поймаешь. Но Млада была не из тех, кого можно запугать на словах, и большого впечатления на неё эта несуществующая победа не произвела… Равно как и новость о том, что Ждана теперь княгиня. У женщины-кошки даже бровь не дрогнула.
— Ну, обрывов поблизости я пока не вижу, — насмешливо ответила Млада. — Так что придётся тебе меня как-нибудь по-другому на место ставить. Если получится, конечно.
Впрочем, новым поединком тут и не пахло: когда дальше бледнеть стало уже некуда, глаза Цветанки закатились, и она, лишившись чувств, упала с лошади. Млада только хмыкнула, а Ждана в порыве искреннего беспокойства за клыкастую юную воровку кинулась к ней, присела рядом, не жалея дорогого платья, и уложила её голову к себе на колени.
— Что с этой похвальбишкой? — спросила женщина-кошка.
— Досталось ей сильно, — вздохнула Ждана, вороша пальцами золотистые волосы Цветанки. И, с надеждой подняв взгляд на Младу, спросила: — Может, ты её полечишь? Дочери Лалады ведь могут исцелять…
— Людей. А Марушиных псов — не помню, чтобы кто-то из нас пробовал, — сказала Млада.
— Прошу тебя, попробуй! — взмолилась Ждана. — Она ведь не плохая… Несчастная только. И Марушиным псом уж наверняка не по своей воле стала.
— Что это ты за неё так ходатайствуешь? — Яхонтовые глаза вновь прищурились с холодной настороженностью. — Марушиных псов нельзя жалеть. И верить им нельзя. Наплести она тебе могла что угодно, чтобы втереться в доверие, а ты и уши развесила… государыня.
Последнее слово Млада добавила с невесёлой усмешкой. Впрочем, уже через мгновение, поддавшись умоляющему взгляду Жданы, она всё-таки подошла, присела и положила ладонь на грудь Цветанки.
— Досталось — это не то слово, — промолвила она задумчиво. — У неё внутрях где-то кровь всё ещё сочится… Уж не знаю, как она это терпит. Но ничего, лечение ей и не требуется: все оборотни — и мы, и Марушины псы — выздоравливаем от любых ран уже на следующее утро. Заживёт. Кто её так приложил-то?
Читать дальше