Всю ночь княгиня провела в посещениях оружейных мастерских, делая заказы и отдавая распоряжения. Слова Твердяны о том, что она не чувствует опасности в ближайшем времени, немного обнадёживали Лесияру, и она решила пока не привлекать к этому внимания, а потому делала всё сама, не перепоручая никому из подданных. За ночь княгиня побывала в двадцати пяти лучших белогорских кузницах, владелиц которых она знала лично.
В доме у мастерицы Ладиславы её накрыло тяжёлым глухим колпаком усталости: в ушах стоял писк, а ноги точно проваливались в болото — пол уходил из-под них. Княгиня просто не смогла подняться из-за стола, и Ладислава с её старшей дочерью отнесли и уложили Лесияру в постель. Никогда прежде правительница Белых гор не падала жертвой подобной слабости… Ей доводилось по несколько ночей подряд обходиться без сна, но даже к концу такого непростого времени она твёрдо держалась на ногах. «Может, старею, — проползла усталая мысль. — Силы уже не те, что в юности…»
Сознание утекло, как вода сквозь сухой песок. С блаженной лёгкостью княгиня гуляла по светлому сосновому бору, казавшемуся ей до душевной дрожи знакомым. Солнечные зайчики под ногами были такими же, как и всегда, но и в их пляске Лесияре чудилось нечто… Да, почти двадцать лет назад они вот так же ласкали носки башмачков кареглазой похитительницы её покоя, которую княгиня, собственно, и видела сейчас перед собой. Та сидела на огромном поваленном стволе, и тёплый отблеск солнечного янтаря в её глазах поверг Лесияру сначала в полное остолбенение, а потом — на колени.
«Здравствуй, государыня… — прозвучал медовым звоном бубенцов знакомый голос. — Давно мы с тобою не виделись».
«Жданка…» — пробормотала княгиня, касаясь пальцами косы с густой проседью, спускавшейся на колени её второй звезды.
Та была одета в точности так же, как в день их первой встречи — по-девичьи, не скрывая волос; лицо без единой морщинки сияло юной свежестью, и только эта седина связывала её с явью, выдавая истинный возраст. Что греха таить: Лесияра порой представляла себе эту встречу, но точно знала, как будет держаться… Она была уверена, что не проронит ни одной слезы, ничем не выдаст своих чувств и не покажет, что помнила Ждану и тосковала по ней. Но всё случилось не так… Это был сон, но не простой: Ждана пришла в него сама, настоящая и живая, а не была вызвана из памяти княгини. Ни её облик, ни речь не подчинялись Лесияре, она не могла воздействовать на них и менять по своему желанию. И точно так же она не смогла совладать и с собой… Стоя перед Жданой на коленях и повторяя, как в бреду, её имя, она покрывала поцелуями её посеребрённую временем и невзгодами косу.
Из тёплых янтарных глаз струились слёзы и нежность. Пальцы Жданы ворошили пряди волос княгини, касались её щёк, а солнечные зайчики сливались вокруг в сплошное золотое сияние.
«Государыня… Я убежала от своего мужа, князя Вранокрыла, — шептала она. — Мне некуда больше идти! Кроме тебя, у меня никого не осталось. Прошу тебя, умоляю, прими меня и моих детей, укрой, огради, спаси…»
Её голос струился в сердце Лесияры, как тёплое молоко, и знакомая сладкая боль вперемешку с солнечным светом воцарялась внутри. Сев рядом и обняв стройный стан Жданы, княгиня зарылась носом в её волосы.
«Сколько у тебя детей?» — спросила она, горько смеясь над самой собою. Гордая маска отстранённости, которую она примеряла, рассыпалась в прах — просто сгорела в пламени лучистого взгляда карих глаз.
«Я еду с тремя сыновьями, — тепло защекотало щёку княгини нежное дыхание любимой женщины. — Через два дня буду у границы Белых гор. Миновала Ожарск… Въеду чуть к северу от семиструйного водопада — того места, откуда меня похитили. Там есть дорога… По ней и въеду. А везёт меня Млада, она нас в обиду не даст. Пожалуйста, государыня, помоги мне, приюти меня у себя».
«Я встречу тебя, — пообещала Лесияра, прижимая её к себе в сладостном мучении. — Я сделаю всё, чтобы тебе помочь. Прости меня, Жданка… Прости, что тогда покинула тебя, отступилась, не позаботилась о тебе, не защитила. Если бы я тогда не отмахнулась, с тобой не случилось бы всего этого… Сейчас я этой ошибки не допущу. Даже если твой муж объявит мне войну, я ему тебя не отдам. Он должен поплатиться за всё, что сделал».
Тёплые янтарные глаза распахнулись, а губы приоткрылись: видимо, Ждана хотела сказать что-то ещё, но не успела. Объятия княгини опустели. Ждана исчезла — видимо, проснулась или её разбудили.
Читать дальше