Unknown - 96cd606079b246bf94a2f1c2d86447e4

— Государыня… Позволь мне объяснить.

— Говори, — разрешила Лесияра.

— Я играла и тихонько пела у себя, — рассказала девушка. — А госпожа Яромира пришла и сказала, чтоб я замолчала. И мои песни… гм… волчьим вытьём назвала. Дескать, я своим пением людей смущаю и какие-то Марушины сети разбрасываю. А я Маруше не служила и не служу. Я снова стала петь, и тогда она отобрала у меня твой подарок, государыня. Ну, вот… — Дарёна опустила глаза, теребя домру. — А когда все заплясали, я смогла его себе вернуть.

— Это я гусли взяла, Дарёна тут ни при чём, — приласкалась к Лесияре Любима, заискивающе заглядывая ей в глаза снизу вверх. — Я только Яромиру наказать хотела — за то, что она Дарёну до слёз довела.

Лесияра отдала гусли стражницам, подхватила дочь на руки и рассмеялась.

— Ну и ну! Взять-то взяла, а как остановить — не знала. Думать надо, прежде чем делать… Ну да ладно. Яромира!

— Слушаю, государыня… ф-фух… кхе, — измученная долгой пляской, выдохнула начальница стражи, держась за бок и за грудь.

— За то, что мой подарок у Дарёны отобрала, объявляю тебе выговор, — сказала княгиня. — С гостями так не обращаются! Допустишь ещё раз подобное неуважение — вылетишь со службы, поняла?

— Ух… Государыня, — одышливо попыталась возразить Яромира. — Кхе, кхм… Она — из западных земель, ей нельзя верить ни в чём! Её пение…

— Глупости, — оборвала её княгиня. — Хмари на ней давно нет. А коли ты ничего не понимаешь в пении и тебе медведь на ухо наступил, это ещё не значит, что ты вправе затыкать кому-то рот. Дарёне можно всё, она — моя гостья, и не смей её притеснять! Тебе всё ясно?

— Так точно, государыня, — буркнула Яромира.

А княгиня, взяв Дарёну за руку, сказала:

— Идём-ка в твою светлицу… У меня есть для тебя добрая весть.

Вскоре девушка рыдала от радости, узнав о том, что со дня на день свидится с матушкой и братцами, а Лесияра с усталой улыбкой поглаживала её толстую косу. Любима крутилась рядом и — удивительное дело! — совсем не ревновала родительницу к Дарёне, а беспокоилась, почему девушка опять плачет.

— Это она от счастья, — объяснила Лесияра дочке.

Откуда-то с востока шла неведомая беда, а с запада возвращалась та, о ком княгиня так долго пыталась не думать, но судьба вновь сводила их пути. Решение выросло непоколебимой горой: встретить, принять и не отдавать никому и никогда.

— 9. Яснень-трава, найденная жизнь и Сокол-странник

На что похожа хмарь? Каждый видит её по-своему. Для кого-то она — как тяжёлый зверь с огромными лапами, ложащимися на плечи и грудь удушающим грузом; для кого-то — бледное туманное чудовище, превращающее землю под ногами в вязкое болото… Для Млады хмарь была чёрной пеленой, затмевавшей свет солнца. Дневное светило становилось бледным и тусклым, как луна, а воздух лился в лёгкие густой, ядовитой жижей навозного цвета. Если бы женщина-кошка не захватила с собой баклажку с отваром яснень-травы, она мало что смогла бы разглядеть вокруг себя, погрузившись в угольную тьму Марушиного царства. Один терпкий и пронзительно-горький глоток отвара в день прояснял и взгляд, смывая с глаз чёрную завесу, и выводил из груди мерзкую дёгтеобразную слизь, оседавшую в лёгких от дыхания насыщенным хмарью воздухом, и восстанавливал постоянно притуплявшееся чутьё. Едва Млада чувствовала, как хмарь начинает брать верх — сразу же прикладывалась к баклажке с мелким чёрно-золотым узором и изображением девушки, рвущей яблоки.

Багровое солнце кололо глаза, готовое совсем скоро опуститься за край вечернего сумрака, уже сгущавшегося на земле. Дорога Млады лежала сквозь сосновый бор, наполненный безветренной сырой тишиной…

*

Когда-то она рыскала в этих местах чёрной кошкой в поисках Жданы, скользя шелковистой тенью между молчаливыми стволами. Притаившись за кустами, она следила за знакомой фигурой молодой замужней женщины, сидевшей у лесного ручья с корзинкой ягод. Мощное тело кошки застывало в жгучем оцепенении, сердце в широкой груди горько билось под чёрной шерстью, а взгляд холодных яхонтовых глаз скользил по грустно опущенным ресницам, знакомым до ноющего отчаяния. Когда-то эти ресницы щекотно дрожали под губами Млады, совсем не пряча страстного блеска в зрачках, а теперь… Щёточками из собольего меха они одевали скромно потупленный взор — точно так же, как скрывал волосы головной платок, повязанный поверх богато вышитой бисером и жемчугом шапочки.

«Матушка, а это какой гриб?» — звонко разбил сказочную лесную тишь светлый детский голосок.