Лили Вилкес: Серийный убийца

направлялся домой, после долгого абсолютно непродуктивного дня на работе, но решил проверить состояние девушки.

Я собирался дать ей немного еды и питья, плюс набросить на нее одеяло, но один взгляд на ее тело мгновенно возбудил меня.

Она была так похожа на Зверушку много лет назад.

Ее уязвимость опьяняла. И я решил немного поиграть, перед тем как

вернуться домой к Зверушке и ее постоянной потребности в

самоутверждении.

Девушка издала звук, словно напуганный маленький ягненок, в этом

звуке невозможно было разобрать слова, скорее просто стон боли и отчаянья.

Я не знал, что она была матерью. Было что-то отталкивающее в убийстве

женщины, принесшей в этот мир ребенка. Не знаю почему.

- Не шуми, - сказал я, лаская ее грудь кончиком ножа. Я сражался с

желанием всадить нож ей в горло и трахать, пока артериальная кровь будет

брызгать на пол. Но девушка была мне нужна, чтобы держать Зверушку

живой так долго, чтобы я смог вернуться к полноценной нормальной жизни.

Зверушка, Вероника, Ронни.

Я не знаю почему, почему не разгадал секрет еще тогда, когда она

назвала мне свое имя. Возможно из-за того, что прошло слишком много лет.

Или может быть, в тот момент я был слишком сосредоточен на

пульсирующей плоти ее горла или ее завораживающих глазах, и не смог

вспомнить.

Вероника Лапьер, дочь Иоланды... моей бывшей няни. Я вырос, будучи

опекаемым целой вереницей нянек, они сменялись одна за другой, так как не

могли вынести меня; в раннем детстве я был трудным ребенком. Никто не

задерживался надолго.

Иоланда была с нами дольше всех, от моего десятилетия и до

двенадцатилетия.

Вы, наверное, хотите спросить, зачем двенадцатилетнему ребенку няня?

К этому моменту няня исполняла больше защитную функцию.

Мои родители получали постоянные жалобы со школы и от соседей, мне

было все сложнее и сложнее контролировать свои порывы в столь юном

возрасте, и иногда они распространялись и на нашу жизнь.

Вначале я мог подавить их, совершая действия, несущие незначительные

последствия, например, в пять лет я разбил яйцо Фаберже матери или врезал

топором по ее лампе в стиле Тиффани, когда мне было семь... в девять я

разрубил ножом мясника дорогущий проигрыватель отца.

Даже тогда я испытывал чистейшую радость от разрушения, но не

связывал его с сексуальным контекстом.

Дети в школе доставали меня, в результате, пара машин в нашем районе

были разбиты, но ничто не приносило мне такого глубокого наслаждения. До

нее.

До Вероники.

Иоланда не должна была приводить свою дочь на работу, но мои

родители никогда не жаловались на это, потому к нам тайком время от

времени заглядывала маленькая Вероника.

Она очаровала меня. Девочка была прелестным ребенком : милое личико

с невинной абсолютно молочно-белой кожей и длинными черными волосами.

Она была около детсадовского возраста, это где-то пяти лет, верно?

Девочка была отпетой злючкой, дерзкой и болтливой маленькой

штучкой.

Как-то она нашла меня у бассейна, я загнал в угол кота, но не причинял

ему боли, я никогда не причинял особого вреда животным, но мне нравилось

изводить их. В конечном итоге, я хотел подтолкнуть его в воду и посмотреть, поплывет ли он, но тогда я просто наслаждался процессом до этого момента.

Вероника застукала меня, и я был не готов к этому. Я был избалованным

богатым мальчиком, и даже мои учителя в школе были подкуплены деньгами

отца. Никто не говорил мне нет.

Мои собственные родители предпочитали свалить куда подальше, чем

противостоять мне. Полагаю, когда вы несете подобную ауру вокруг себя с

раннего возраста, люди учатся держаться подальше.

Не знаю, как ей удалось возыметь тогда на меня такое воздействие, учитывая ее возраст, но девочка это сделала.

Она подошла ко мне в тот момент, когда я лениво толкал кота носком

своей туфли.

- Перестань, ты делаешь ему больно, - сказала она.

- Это не так, - ответил я, - я просто валяю дурака с ним.

- Прекрати, или я расскажу маме, а она твой начальник, когда твоих

родителей нет дома.

Тогда я развернулся к ней и окинул ее взглядом с головы до ног. Она

была на год младше меня, но даже тогда в ней была некая искра

неповиновения, как и сегодня. Я рассмеялся над Вероникой, за все годы я не

воспринимал никого в роли начальника.

Я был довольно скороспелым ребенком.

- Попробуй, - ответил я и отвернулся в сторону кота. Было очевидно, что