Unknown - i c9f346a077dd1b7f

снова. Он должен был вернуться. За неделю до начала учебного года, он молча сидел

за кухонным столом с бабушкой и дедушкой, не приступая к еде.

- Тебе сегодня пришло письмо.

Бабушка передала ему белый конверт. Кингсли не взглянул на него. Несомненно,

еще одно письмо от Мари-Лауры. Он прочитает его позже.

- Скоро начнутся занятия. - Дед посмотрел на него поверх своих очков для

чтения. - Твоя бабушка и я решили оставить решение за тобой. Школа Святого

Игнатия или Старшая школа Портленда?

Выбор лежал перед ним. Оба варианта казались неприемлемыми. Он не мог

вернуться в Портленд. Там не будет Сорена. Он не мог вернуться в школу Святого

Игнатия, если Сорен не хотел, чтобы он был там.

122

Принц. Тиффани Райз.

Кингсли покачал головой, скрестив руки на груди и положив голову на стол. У

него болел живот. Голова раскалывалась. Ему нужен хоть какой-нибудь знак.

Письмо лежало у него на коленях, и он увидел, что почерк на нем не

принадлежал Мари-Лауре или любой другой женщине. Мужской почерк, сильный и

жизнеутверждающий.

Медленно, дрожащими пальцами, Кингсли открыл письмо и прочел

единственное слово, написанное на листе бумаги цвета слоновой кости.

«Reviens». Вернись .

Письмо было подписано только одной витиеватой буквой S с диагональной,

перечеркивающей её, линией.

Кингсли поднял глаза на бабушку и дедушку.

- Я возвращаюсь в школу Святого Игнатия.

Глава 17

Север

Настоящее

Пристальный взгляд Кингсли был нацелен на Сорена лишь мгновение, прежде

чем он, покачав головой с явным отвращением, ушел глубже в лес. Он услышал шаги

за спиной и не повернул назад. Сегодня Кингсли не бежал, но ему и не особенно

хотелось быть пойманным. Прошло тридцать лет с тех пор, как он проходил по этой

опасной, густо заросшей деревьями местности, которая сменялась внезапными

обрывами. Даже спустя такое количество времени, его ноги сохранили память о столь

многих прогулках этой тропой. Через полчаса он пришел к гребню горы с видом на

крутой каньон.

- Mon Dieu… - выдохнул он.

После всего этого времени… конечно, нет. Но вот он, по-прежнему здесь.

- Еще в обиходе. - Сорен подошел и встал рядом с ним. - Они отремонтировали

его. Там довольно симпатично внутри.

- Наш эрмитаж [ фр. Ermitage - уединенное место; одинокий дом ]?

В сердце Кингсли хлынула давняя любовь, и он простил Сорена вполне

достаточно для того, чтобы засмеяться.

123

Принц. Тиффани Райз.

- Наш эримитаж. Он никогда не был по-настоящему нашим, ты же знаешь. Мы

просто прозвали его так.

В нижней части каньона стояла крошечная лачуга из камня. Сто лет назад первые

иезуиты, которые пришли в деревенский Мэн, построили сначала часовню, затем

жилые помещения, и, наконец, скит для отца Чарльза, который принял обет молчания.

- Довольно симпатично… - повторил Кингсли. Само собой, они перестроили его

после того, как мы перестали им пользоваться. Всегда так. Боже мой, какая это была

адская дыра.

Сорен тихо рассмеялся.

- Несомненно. Но идеально подходила для наших целей.

- Oui, - Кингсли согласился. - Parfait.

Эрмитаж был их убежищем, после возвращения Кингсли в школу, когда он и

Сорен продолжили то, на чем остановились. Кингсли оторвал взгляд от домика, где он

уступал свое тело Сорену тысячами способов так много лет назад. В сотне ярдов от

лачуги, маячил громадный замшелый утес. Целую минуту Кингсли смотрел на него.

Только когда он почувствовал руку на шее сзади, нежную руку, нежное

прикосновение, совершенно доброе и без скрытого мотива он зажмурился и

отвернулся.

- Это было там?

Сорен опустил руку. Кингсли стало не хватать ее, в ту же секунду, как она

исчезла.

- Oui. Прямо там. Она так неудачно приземлилась... - он остановился и сглотнул.

Ему нужно моргнуть снова, чтобы стереть стоявший перед глазами образ тела своей

сестры. – Ее лицо…

- Je sais, - прошептал Сорен. – Я знаю.

Конечно, он знал. Мари-Лаура приходилась сестрой Кингсли, но, когда она

умерла, она была женой Сорена. Мари-Лауре исполнилось только двадцать, она была

балериной из Парижа.

- Мы убили ее, mon père.

- Я давно освободил тебя от любого чувства вины, Кингсли. Ты сам должен

научиться освобождать себя.

- У нее не осталось лица, когда ее нашли. - Он повернулся к Сорену. - Мир

воображает, что я красивый, ты красивый, твоя Элеонор прекрасна, но мы ничто по