Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

– А я разве просила меня встречать? – По смешливым искоркам в глазах женщины-кошки было ясно, что она подначивала княжну. – Поговорку знаешь? «На незвано не ходи, на нестлано не ложись!»

– Ты что, мне не рада? – надулась Свобода.

Сердито скрестив руки на груди, она отвернулась. Шутку в голосе Смилины она уловила, но что-то всё-таки царапнуло ей сердце. В следующий миг она попала в медвежьи объятия, а ухо и щёку ей защекотали целующие губы женщины-кошки.

– Ну, ну, горлинка, я ведь шутя. Видеть тебя – счастье для меня…

– А чего тогда говоришь слова обидные? – Расплываясь в довольной улыбке, Свобода подставляла шею под поцелуи.

– Ну, так вестимо, чего. Нагрянула ты без спросу – а у меня и дома не прибрано, и угостить нечем, и сама я чумазая, как из печной трубы… – Смилина щекотно дышала за ухом у княжны, изучала губами все ложбинки.

– Дома у тебя я сама прибрала, гостинцы с собой принесла, а что чумазая ты – то не беда, – улыбнулась Свобода, поворачиваясь к ней и снова оплетая её шею гибким кольцом объятий. – Я тебя не за чистоту лица люблю. Да и умыться готово – вода согрета. Прости, что нагрянула без зову. День, проведённый врозь с тобою, мне годом кажется, Смилинушка.

Её протянутые губы Смилина не поцеловала – смущённо отстранилась.

– Обожди, ладушка… Дай умыться хоть. Стыдно мне этак – неумойкою к твоему личику, белому да румяному, припадать. Всё равно что за обед садиться, рук не помыв.

Она долго плескалась над лоханкой, тёрла тёмными рабочими руками лицо, ополаскивала и череп. Скинув рубашку, обмыла грудь и подмышки. Свобода стояла рядом, не в силах стереть с лица тёплую, безудержно расцветающую на губах улыбку. В Смилине ей было всё мило: каждая капелька воды на бровях, каждая жилка под кожей, каждая мокрая ресничка. И кошачий разрез глаз, и кисточки волосков на кончиках заострённых ушей, и сапожищи эти рабочие, в которых совсем не видно красоты ног женщины-кошки…

Забыв о собственном голоде, Свобода сидела напротив Смилины и смотрела, как та уплетает пирог. У сердца мурлыкало счастье – счастье любить свою избранницу целиком и полностью, от макушки до пят: каждый волосок, каждое биение сердца, каждый звук голоса, каждое движение мысли и души.

– Ты-то сама кушай, козочка, – проурчала Смилина, впиваясь белыми зубами в кусок.

Вспомнив, что с утра у неё не было во рту ни крошки, княжна отдала должное отменной стряпне кухарок своего отца.

– А ты что же, и по дому всё одна делаешь? – задала она занимавший её вопрос. – Совсем никто тебе не помогает?

– Ну почему ж? Приходит девушка соседская, – ответила Смилина. – Обыкновенно по понедельникам, средам и пятницам. Дом убирает, стирает, стряпает. Не задаром, конечно. За плату: когда денежкой, когда съестным, а когда и по кузнечной части что-то сделать для её родных надо. Семья-то у ней бедная, вот и ходит на заработки. Я ведь и сама не зажиточного роду-племени, матушка моя – рудокоп, и сестрицы старшие рядом с нею спины гнут. Ну, и я там же начинала.

– А отчего ты не осталась в рудокопах? – Свобода вонзила зубы в свой кусок пирога.

– Хотелось чего-то большего. – Смилина облизала пальцы, поглядывая на остатки угощения и размышляя, наверно, о том, не съесть ли ещё ломтик. – Плохих работ не бывает, моя ненаглядная, но ковалем мне быть милее.

Свобода, видя её раздумья над пирогом, с улыбкой подвинула к ней остатки.

– Кушай. Это всё – тебе, труженица моя.

– Ладно, кусочек на завтра оставлю, – усмехнулась Смилина.

Она принесла из погреба запотевший кувшин молока, налила две кружки – себе и Свободе.

Княжна, навалившись грудью на стол и положив подбородок на сцепленные замком пальцы, подумала вслух:

– Вот отчего так получается: кто-то спину от зари до зари гнёт, бьётся, трудится не покладая рук, а всё никак из бедности не выкарабкается… А кто-то начнёт с малого, а там глядишь – и развернётся. В чём тут закавыка?

Смилина осушила кружку, слизнула с губ белые капли и с довольным урчанием прищурила синие глаза.

– Трудиться по-разному можно, козочка. С умом и без ума. С любовью – и без неё, лишь бы «отмаяться». Учиться и расти в мастерстве – и махнуть на всё рукой, «авось и так сойдёт». Жить сегодняшним днём – и думать о будущем. Иметь страсть к какому-то делу – и ничего особенно не любить. Мечтать и идти к мечте – и мечтать, сидя на печи. Ну и удача – тоже не последнее дело.

Так они беседовали, пока совсем не стемнело. Сад шелестел, роняя листву, в печи догорали малиновым жаром угольки, а масляная плошка освещала две пары соединённых рук на столе. Её свет мерцал в двух парах глаз, связанных ниточкой нежного взора.