«Звёздочка, звёздочка», – ласково билось в груди Смилины. Её глаза оставались сухими, но сердце плакало тёплыми слезами, слушая тончайший хрустальный звон песни.
Полечу я за моря,
Где рождается заря.
Там ручей бегучий
И дубок могучий.
Голос Горлинки, словно нежная рука, повлёк Смилину на середину трапезной, и она, не чуя ног, приблизилась к певице. Облако волшебства окутало её теплом, пляшущие бабочки щекотали щёки, и из груди сами собой вырвались слова от лица дубка:
«Пташка-пташечка моя,
Поцелуй ты за меня
Ивушку у речки,
Передай словечко».
Наградой ей была солнечная улыбка Горлинки. Девушка подняла руку ладонью вперёд, и оружейница коснулась её. Крошечная, тонкая ручка, совсем детская по сравнению с её огромной ручищей… Белые пальчики сплелись с пальцами Смилины, и они допели песню уже вместе: вела, конечно, Горлинка, порхая своим неудержимым, крылатым голоском в поднебесной вышине, а голос Смилины гудел у земли, как гул Кузнечной горы в разгар рабочего дня.
Ты расти, словечко,
Песню пой, сердечко!
А у речки, у реки
Разгулялись ветерки.
Там дубок поднялся,
С ивою обнялся.
Потом звучали другие песни, а Смилина не могла оторвать взгляд от преображённой Горлинки. Та скользила по трапезной свободно и раскованно, даря гостям свою волшебную музыку и щедрый свет своей души, льющейся через голос, и все тянулись к ней – хоть разок коснуться её руки, поймать золотую бабочку. Чудес хватало на всех.
Допев последнюю песню, Горлинка бросила ласковый взор на Смилину и смолкла. И сникла… Вернулся горб, искривились плечи, и вся она ушла в себя, в свою внутреннюю боль. «Куда же ты, куда?» – сердцем кричала Смилина вслед волшебной сказке, но та неуклонно уходила, пряталась за створками чудаковатой, болезненной замкнутости. Уже никакие уговоры не могли заставить Горлинку остаться – она удалилась в свою светёлку, съёжившаяся и закрывшаяся от всех.
– Что это сейчас было? – только и смогла ошеломлённо пробормотать Смилина.
– Это наша Горлинка. Та, кого называют Северной Звездой, – с грустью улыбнулась Гремислава. – Великая певица с волшебным голосом.
– Я понимаю это, но… Что это? Что с ней творится, когда она поёт? – Оружейница безнадёжно путалась в словах, околдованная, унесённая в иной мир на крыльях чуда, которое она только что лицезрела.
– Я не знаю, мастерица Смилина, что это и почему так происходит, – вздохнула Гремислава. – Родилась она здоровой, как все. С прямой спиной. Но в детстве её начало скрючивать. Как её только ни пытались лечить – не помогает. Даже свет Лалады… Она никуда не выходит, нигде не бывает. Всего боится. Её нельзя не любить, она такая… беззащитная. – Говоря это, ученица Смилины сжимала губы и морщилась в попытке удержать слёзы, но они неотвратимо проступали на её глазах. – Ею восхищаются за её голос и красоту, которая открывается взгляду, когда она поёт, но приходится смотреть правде в глаза: никто никогда не возьмёт её в жёны. Она слишком… необычная. Не из этого мира. Она уже тридцать лет как невеста, да видно, не судьба. Суждено ей жить вековушей. У неё дар… Дар великий и прекрасный, но за него она платит одиночеством. Она – моя вечная боль, наставница Смилина. У меня сердце ноет за неё, но я ничего не могу сделать, чтобы ей помочь. Я не знаю, что делать. Рано или поздно она угаснет… Так и не познав счастья.
Наполнив свой кубок, Гремислава осушила его до дна – с отчаянной горечью, наотмашь, точно на поминках.
– Как так получилось, что я, бывая у тебя, её не встречала? – недоумевала Смилина, всё ещё полная отголосков песен.
– Она не всегда выходит из своих покоев, – ответила Гремислава. – Когда выйдет к гостям, когда – нет. Порой так упрётся – с места не сдвинешь. А силком тащить я её не могу. Только ежели поддаётся на уговоры.
Придя домой, Смилина остановилась под их со Свободой яблоней. Та уж постарела, ствол её стал шершавым и искривился, но сил в дереве было ещё много, словно Свобода, уходя, подарила яблоне бессмертие. Подняв взгляд к зреющим плодам, Смилина обняла и погладила дерево. Из груди вырвался вздох.
– Ягодка моя… Скажи мне, что со всем этим делать? Мне точно подарок подарили… А я не знаю, куда его деть.
Промолчала яблоня, только нежно зашелестела. Заиграли закатные лучи, заплясали солнечными зайчиками, и Смилина, вздохнув, пошла в свой опустевший дом. Там её ждал ужин, приготовленный работницами, но оружейница отказалась: в гостях плотно пообедала.
Читать дальше