Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

– А вот и ты, моя горлинка светлая.

Княгиня протянула Надежде руку, и та решительно, безоглядно шагнула навстречу, но до Изяславы не дошла: подкосились ножки быстрые, закатились очи ясные. Но владычица не дала ей земли коснуться, подхватила на руки.

– Ты ж моя красавица, – молвила она, с ласковым восхищением заглядывая в лицо девушки, на время померкшее от беспамятства. – Ну, открывай скорее глазки, посмотри на меня!

И она, не удержавшись, прильнула к малиново-ярким, наливным устам Надежды, бессознательно приоткрытым и оттого так соблазнительно доступным. Ресницы девушки дрогнули, явив миру её взор – точно солнышко из-за туч проглянуло.

– Что это со мною? – спросила она удивлённо, оглядываясь.

– Всё хорошо, милая, всё – как надо! – нежно мурлыкнула Изяслава. – Нашли мы с тобой друг друга, невеста ты мне теперь. Ну, поцелуй же меня, ягодка моя сладкая!

Княгиня снова потянулась к её губам, но девица не давалась – отворачивалась, хихикала тонким бубенчиком, пряча лицо в ладошках, а у самой глаза горели шальными искорками.

– Какая ж ты! – смеялась Изяслава, чмокая её куда придётся – в пальцы, в лоб, в шею, в искрящиеся озорством очи. – Проказница лукавая! Ужо погоди у меня – всё равно поймаю уста твои сладкие, всё равно поцелую! Как звать тебя, счастье моё?

– Надеждою, – не отнимая ладошек от лица, ответила девица – только глаз один шаловливый из-под пальцев виднелся, незабудково сверкая и маня.

– Ломака ты, а не Надежда, – расхохоталась Изяслава. – Вот как сейчас защекочу тебя – живо личико-то откроешь!

Узнав, что суженая – правнучка Смилины, княгиня подошла к оружейнице, стоявшей в сторонке под навесом, почти позади всех. В одной руке сжимая пальчики избранницы, другую она протянула Смилине.

– Сестрица! Ну, вот мы с тобою и ещё крепче породнимся… – Снова – сердечное, родственно-крепкое пожатие, тёплый взгляд глаза в глаза. – Всем хороша девка, вот только целовать себя никак не даёт!

Изяслава попыталась добраться до губ Надежды, но та со смехом закрылась вновь.

– И вот что ты будешь делать? – с шутливой растерянностью развела руками княгиня.

– А ты не наскоком бери, государыня, а нежностью, – улыбнулась Смилина. – Авось, и дастся.

– Ну ничего, ничего! – Изяслава привлекла к себе девицу, пожирая её предвкушающим, смешливо-жарким взором. – Когда под венец Лаладин пойдём – подставит губки, никуда не денется, хохотунья!

Юная прелестница ломалась недолго – сдалась в тот же день. В круговерти весенней пляски, среди мелькающих венков, лент и весёлых лиц у Надежды закружилась голова, она споткнулась и упала в объятия Изяславы. Тут-то и попались её губы в плен поцелуя. Впрочем, она уже не возражала – зажмурилась, прильнув к груди избранницы, и доверчиво ловила настойчивую нежность её уст своим свежим ярким ротиком. А вокруг целующейся пары завертелся с песней хоровод, взорвался вихрь лепестков; солнце сверкало на княжеском венце Изяславы и шелковисто переливалось на чёрной косе её юной невесты.

Осенью играли свадьбу, и Смилина, конечно, не отказалась от приглашения в княжеский дворец на торжество. Впрочем, позвали не только оружейницу: всё её семейство Изяслава желала видеть на свадебном пиру. Козочку-попрыгунью Надежду было не узнать: княжески-роскошный наряд преобразил её, и краса девушки засияла в полную силу в таком обрамлении, точно огранённый и оправленный самоцвет. Алое с золотыми цветами покрывало ниспадало с её сверкающего каменьями венца до самого пола, а на её плечах душистым воротником колыхались живые цветы. Впрочем, вся эта царственная роскошь не погасила, не убила живых озорных искорок в её глазах, и в пляс она пошла со всей своей плещущей через край, неуёмной страстью, потащив за собою и супругу.

– Ну куда ты меня волочёшь, стрекоза моя? – хохотала Изяслава, поддаваясь её безудержному напору.

– Плясать! – серебряными искрами рассыпался в ответ смех Надежды. – Пусть все пляшут!

– Слышали, что сказала моя госпожа? – зычно вскричала княгиня, сверкающим взором обводя приближённых. – Всем плясать!

Своему обету она не изменила и на собственной свадьбе: чёрный, как ночь, наряд повелительницы женщин-кошек сдержанно и благородно блестел серебряным шитьём, а руки покрывал шёлк перчаток того же цвета. Голос её прокатился рокотом горного обвала, и никто не посмел ослушаться – все гости пошли в пляс, а княгиня с молодой супругой кружились, держась за руки. Переливающемуся солнечными зайчиками смеху Надежды вторил сильный, звучный, светлый и раскатистый смех правительницы, и ни у кого не было сомнений: более красивой пары белогорские просторы не видели уже давно.