Михаил Смиртюков - Государство — это он

Косыгина.

Вы считаете, что, соглашаясь на встречу в Пекине, Косыгин не думал о том, что успех

придаст ему дополнительный политический вес?

Он всегда думал прежде всего о деле. В нашей стране, чтобы завоевать и удерживать власть, нужно иметь хорошие отношения с региональными лидерами, как бы они ни назывались –

секретарями обкомов или губернаторами. А Косыгин никогда не пытался выстраивать с ними

какие-то особые связи. Помню, при мне ему позвонил из Узбекистана Рашидов: "Алексей

Николаевич! Республика начала добывать для страны золото!" А Косыгин-то знал, что золото

добывает не республика, а союзное атомное министерство. И что себестоимость его довольно

высока. Он спрашивает Рашидова: "А во сколько обходится стране грамм золота?" Тот то ли

не знал, то ли понял, что уловка не удалась, и закруглил разговор. И больше Косыгину не

звонил. Разве так ведут себя те, кто рвется на вершину власти? А настоящей, дельной

популярности и в народе, и среди настоящих хозяйственников Алексею Николаевичу было не

занимать. И Брежнев это знал и страшно ревновал его.

Эта политическая ревность как-то сказывалась на работе правительства?

Непосредственно на работе аппарата – нет. Алексей Николаевич принял предложенную мной

схему работы. Перед каждым заседанием президиума Совмина мы собирали сотрудников

аппарата, готовивших вопросы, и они докладывали Косыгину все нюансы проблемы.

Выслушивал он всех – и очень внимательно, не глядя, что перед ним простой референт.

Нередко спорил и не соглашался с докладчиками, но на следующий день, все обдумав, на

заседании президиума в спорах с зампредами и министрами начинал отстаивать позицию, предложенную ему аппаратом. А вот по крупным, принципиальным вопросам ему

приходилось труднее. Они ведь предварительно обсуждались на Политбюро. Вначале

Косыгина поддерживали там зампред Совмина СССР Мазуров и глава правительства РСФСР

Воронов. Мазуров выступал помягче, а Воронов был мужик резкий и говорил Брежневу в

глаза все, что думал. Он и рыбаком, кстати, был таким же резким и, можно сказать, опасным.

Как приедем рыбачить, не успокоится, пока не набьет целый мешок рыбой. Но их Брежнев

потихоньку из Политбюро убрал, и Косыгину нередко приходилось противостоять всей этой

партийной братии практически в одиночку.

Война шла в основном на заседаниях Политбюро?

Да где там. Борьба шла по всем правилам ведения дворцовых интриг. У Брежнева среди

зампредов Совмина были свои люди, которые после заседаний правительства чуть ли не

бегом бежали к телефонам, чтобы доложить генсеку о том, что у нас говорилось. В аппарат

Совета министров ЦК постоянно направлял своих людей, и не всегда от этих назначенцев

удавалось отбиться. В ходу были и более тонкие интриги. Например, как-то я увидел, что

Косыгин недоволен мной. Оказалось, что зампред Совмина и член Политбюро Полянский

сказал Косыгину, что я был вместе с ним и Громыко на охоте. А Алексей Николаевич не

терпел, когда так поступают близкие ему люди. "Так я там и не был,– говорю.– Полянский

меня несколько раз звал, но я не поехал". И о самом Косыгине члены Политбюро распускали

разные сплетни.

Вы имеете в виду разговоры о его близости с Людмилой Зыкиной?

Чистейшая была клевета. Но Алексея Николаевича, тяжело переживавшего смерть жены, эта

болтовня, без преувеличения, ранила. Как-то мы сидим с ним с документами, вдруг звонок.

Косыгин, когда услышал голос члена Политбюро Кулакова, даже изменился в лице.

"Хорошо, что вы позвонили, – говорит.– А то я сам собирался вам звонить. Если вы не

прекратите распускать обо мне грязные слухи, я буду вынужден поставить этот вопрос на

Политбюро". И положил трубку. Кулаков ему больше не звонил и как-то присмирел.

"Ты зачем у себя в ЦК все эти промышленные отделы развел?"

А Брежнев во всем этом участвовал?

Своеобразно. Как-то мне позвонил дежурный из его приемной: "Вас ждут в столовой

Политбюро". "Зачем?" – спрашиваю. "Ждут, и все". Поднимаюсь, вхожу. Все сидят за

накрытым столом с выпивкой. А друг напротив друга стоят Брежнев и Косыгин с рюмками в

руках, видно, что уже не с первыми, и громко спорят друг с другом. Должен сказать, что

Косыгин никогда ничего дурного о Брежневе за глаза не говорил, и тот об этом знал. Но в

лицо все высказывал открыто. И вот стоят они, и Косыгин говорит: "Ты зачем у себя в ЦК все