Андрей Имранов - Цитадель души моей

кто осмелится следить за тобой в незачищенном лесу. Но хоть постарайся, чтобы тебя с

берега не было видно. Ну и не забывай: вольп тоже знает, что в лесу может случиться

всякое. Будь начеку. Не кривись. Я не зря предупреждаю – ты не так уж много с ними дел

имел. Поэтому забудь о том, что ты лейтенант. И будь бдителен.

- Хорошо, - согласился я, - но сенаторы-то! Я удивлен – они ожидали от сделки с вольпом

чего-то другого?

- Я давно перестал задаваться вопросом, о чём и чем думают наши сенаторы. Чего и тебе

рекомендую. Еще один совет – не задерживайся в метрополии и о своем задании не

распространяйся. Даже в казарме. Уж не знаю, связано это как-то с его визитом или нет, но

последнее время в столице много ходит недобрых слухов именно о вольпах, а буквально

на днях за стеной прокатилась волна убийств – бордельных вольп режут. Довольно

профессионально, впору кого-то из наших заподозрить, - Дерек смерил меня тяжелым

взглядом, - кстати, у тебя вроде с ними какие-то счеты?

Я хмыкнул.

- У кого из нас нет с ними счетов?

- Так вот: своди их не раньше, чем скроешься за деревьями Дануйского леса. Понял?

- Да.

Дерек отвел взгляд.

- Тогда желаю удачи. Встретишь карету с этим «послом» сегодня к закату солнца у южных

ворот Ассимулеи.

Невзрачная крытая повозка, запряженная двойкой лошадей каурой масти,

выкатилась из ворот Ассимулеи часа за полтора до заката. Возница смерил меня

подозрительным взглядом льдистых глаз, задержал взгляд на моей груди.

- Жетон сними, - сказал он негромко и как будто безразлично, но командирские интонации

в голосе враз выдали в этом «вознице» минимум десятника.

- Зачем?

- Егерь в карете? Неестественно и подозрительно.

Тоже мне, раскомандовался. Кто я ему – новобранец?

- Мундир надень, - усмехнулся я, - звездный стражник в хитоне? Очень подозрительно.

И, с некоторым содроганием, открыл боковую дверцу. Слабый вечерний свет залил

внутренне пространство повозки, подсветив тусклым багрянцем широкую скамью, узкий

столик и кучу цветастого тряпья в углу. Мне потребовалось больше секунды, чтобы

разглядеть в этой куче очертания спящей – положив голову на грудь – бестии.

Я кашлянул. Вольп медленно поднял голову, зевнул, обнажив смутно блеснувшие в

полумраке клыки. Холодным золотистым блеском сверкнули его глаза из-под

приспущенных век.

- Я буду тебя сопровождать, - сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и

бесстрастно. Вольп издал долгий усталый вздох и закрыл глаза. Я молча подождал

несколько секунд, потом пожал плечами и залез внутрь.

Наружу вольп не выходил – даже ночью. Спал он прямо на скамье, и не похоже

было, чтобы это ложе доставляло ему какие-то неудобства. Мы с возницей спали на

циновках рядом с каретой, благо ночи стояли пока теплые, а от дождей мы тент

натягивали. Впрочем, мы были такие не одни – дороги (и, соответственно, постоялые

дворы) были заполнены везущими урожай на продажу торговцами, так что вид стоящей

поодаль от дороги повозки с распряженными и стреноженными на ночь лошадьми не

привлекал ничьего внимания. Так и ехали. Вольп, против моих ожиданий, особых

беспокойств поначалу не доставлял. Первые сутки он даже слова единого не проронил –

что, впрочем, меня вполне устраивало. Да и в самом деле – о чём нам разговаривать?

Единственное, что я был бы рад ему сказать, так это «сдохни, тварь!» - и не думаю, чтобы

бестия питала ко мне более нежные чувства.

Но, к полудню третьего дня, разобрав на косточки очередного варёного курёнка,

вольп вытер отрезом ткани губы и вдруг заявил:

- Люди не видят разницы между мертвой пищей и убитой пищей, - помедлил и добавил

негромко, - отвратительно.

Услышав – впервые после многолетнего перерыва – шипящие слова вольпьей речи, я

окаменел. Словно чьи-то холодные когтистые пальцы сжали мой затылок и заставили

задержать дыхание. Вольп мое состояние явно заметил – глянул с интересом, фыркнул и

повел ушами. Я сбросил оцепенение.

- Что? – спросил я. Только чтобы не молчать.

Вольп прищурился.

- Вот курица, - сказал он, демонстрируя мне обглоданную до блеска косточку, - её растили

лишь для того, чтобы убить и сварить. Фактически, она была мертва еще до того, как

вылупиться из яйца. Разве это не глупо?

- Не понял.

- Еще бы! – Вольп осклабился, - об этом я и говорю. Но подумай: зачем еде – крылья? А?

Я подумал – как он и просил.