Андрей Имранов - Цитадель души моей

покажите это место, мы живо разберемся, как это там посмели егерей не любить.

- Увидишь, - капитан подобрал с полу объемный мешок, закинул его на спину, - заодно

поможешь мне в одном деле. Хоть немного на тебе отыграюсь за твои фокусы.

Последним предложением он меня немного озадачил. Поэтому ничего я говорить более не

стал, вышел вслед за капитаном из палатки, надел плащ. Дерек же штандарт в палатку

закинул небрежным движением и к конюшне направился.

Выехали мы за город, но ехали недолго.

У Лака – озера, то есть, свернули налево и заехали на полуостров. А я ведь знаю

куда мы едем – к Константину. Вот только что мы там забыли? Народ его Святым

Константином зовет, но то – народ. Сам-то я ни в каких святых не верю. Хорошо быть

святым, когда сидишь себе в пещере отшельником, света не видя. К нам бы его, на южную

границу, когда чекалки десант на берег Баетии высадили. Чтобы прошел он с нами по

разоренным прибрежным деревням, полюбовался из засидки на их гулянья – тогда я

посмотрел бы, что от его святости останется.

Так и есть: вон уже домик показался – добротный, с чердаком и крышей покатой,

даром, что стены из лозы виноградной сплетены и глиной обмазаны. Дерек неподалеку от

домика коня остановил, спешился, не к коновязи, а кустику ближайшему повод зацепил и

пошел в сторону, домик широким кругом обходя. Ну и я за ним – спрыгнул, повод на ветку

закинул, и пошел. Ищет чего-то капитан – смотрит по сторонам внимательно; все больше

– вверх. Но, видать, не нашел – полный круг мы с ним обошли и пошли к входу. В другой

раз я б, конечно, спросил, чего это он там выискивал, в ветвях кипарисов и платанов. Но

сейчас не стал. Не тот случай. Неспроста он меня сюда взял, это точно. И наш (а еще

точнее – мой) недавний почти-бунт к этому явное отношение имеет. Поэтому я безмятежен

и тих настолько, что сам себе удивляюсь.

Зашли мы в домик. Скрипнула негромко дверь, обернулся от, снаряженного

простым до бедности завтраком, стола хозяин дома. Худой, но высокий – сидя мне по

плечи головой достает; седобородый, лохматый, взгляд прозрачно-голубых глаз словно в

самое сердце втыкается. Наклонил голову, рот открыл, что-то сказать собираясь, но не

успел.

- Мир тебе, добрый человек, - Дерек полупоклон изобразил, и я, чуть запоздав, тоже.

- И вам в мире пребывать. С чем пришли, добрые люди?

А голос у старикана такой, что слезы на глаза наворачиваются. Не знаю, как капитан, но я

от одного только этого голоса размякать начинаю. И старикан этот мне давно уже

умершим, родным дедушкой кажется, а я сам себе – несмышленышем пятилетним, на мир

широко открытыми глазами глядящим. Не то без колдовства не обошлось, не то и в самом

деле – святой.

- Благослови нас, добрый человек, на дела наши праведные, - говорит Дерек и голос его

таким елеем сочится, что хоть рыбу на нем жарь, на голосе.

Константин хмурится:

- Не всякий человек благословения достоин… - говорит он и замолкает на полуслове. Явно

хотел что-то еще сказать, но передумал.

- А кто решает, достоин человек благословения, или нет?

И, хотя голос капитана все такой же масляный, в самом вопросе слышится какой-то

недобрый подтекст. Константин хмурится.

- Я решаю, - твердо говорит он, - потому что: если не я, то кто?

- Тогда – реши и благослови, - капитан опять склоняет голову.

Константин хмуро шевелит бровями, тяжело вздыхает, стреляет в меня тяжелым взглядом

из-под бровей.

- Какой вы веры? – роняет он тяжелые слова, видно, что неохотно он с нами разговаривает.

Я удивляться потихоньку начинаю – то ли я чего не понимаю, то ли он себя ведет не так,

как «святому» человеку полагается.

Дерек выжидательно смотрит на меня.

- В Единого верю, - бурчу я. Брехня это. Не верю я ни в кого, и в Единого – тем более.

Просто всегда удобнее быстро сказать, что веришь в кого то, чем говорить, что не веришь

ни в кого, долго объяснять свою позицию, а потом ловить косые взгляды.

- А я Митре поклоняюсь, - кивает Дерек, - но разве Единый не покровительствует всем,

кто молится людским богам?

- Не только людским. Всем.

Пару секунд Константин молчит (похоже, колеблется), потом говорит:

- Я не всегда могу с первого взгляда решить, достоин ли человек моего благословения.

Облегчи свою душу, брат мой. Расскажи, что тебя гнетет, и что тебя возвышает. Дай мне

заглянуть в твою душу, тогда, я решу, могу ли я дать тебе свое благословение.