С. Бельский - Куда ворон костей не приносил

Есть река, вот эта чугунная решетка, туман и

160 лёд. Есть только тот мир, который я вижу. Другого мне не надо! Я взял ее за руку. Мне захотелось разбудить ее от тяжелого сна, вернуть к жизни.

— Нет!— оказала она, отнимая руку.— Все это только призрак. Они ведь возвращаются.

— Кто?

— Мертвые,— ответила молодая женщина, испуганно смотря в открытый перед нами немой и печальный мрак над холодной рекой.

Я придержал рукой шляпу, которую чуть не сорвал порыв ветра, и ответил с раздражением.

— Забудьте об этом! Надо жить среди живых. Смотрите на меня! Я вылечился от той болезни, которая вас и меня захватила около могил: мы были неосторожны и слишком близко заглянули в их мрачную глубину.

— Поздно, — глухо сказала она отворачиваясь.— Приходите ко мне и вы увидите. .— Она сказала адрес и торопливо не прощаясь ушла.

Я хотел отказаться. Какое мне дело до безумия этой несчастной, которая не находит силы освободить себя от власти мертвого! Я ненавидел её мужа, потому что, может быть, это он оттуда, держал в своих оцепеневших руках молодую жизнь.

— Не пойду!— говорил я себе вечером, когда сидел в ярко освещённой спальне.

Но на другой день звонил у дверей её квартиры, готовый к борьбе и сам пугаясь этой борьбы.

Она сама отворила мне дверь в темный коридор, заставленный шкафами, и молча проводила меня в большую комнату, не то гостиную, не то столовую, среди которой на длинном столе, горели в бронзовых подсвечниках две свечи.

— Здесь?— спросил я, точно между нами было что-то условлено, разглядывая темные углы.

— Здесь,— ответила она тихо.— Он не любит сильного света.

— Он? Кто же это он?— спросил я, бросая на стол перчатки.

— Мой муж!

— Вы хотите, чтобы я его увидел?— сказал я, не замечая нелепости моего вопроса.

Она села, закрыла лицо руками и заплакала, как плачут дети. На её пальцах сверкали слезы, или брильянты на кольцах.

В соседней комнате послышался глухой шум, точно что-то упало на ковер.

— Это он!— сказала она, вытирая слезы.— Видите, я сегодня надела синее платье. Он любил синий цвет.

И вдруг я услышал, как кто-то осторожно отворяет дверь за моей спиной, закрытую тяжелой портьерой.

— Что это?— спросил я, чувствуя приближение ужаса и вставая с дивана.— Говорите же, зачем вы меня звали сюда?— Мне стыдно было моего страха и того, что я не умел его скрыть.

Она в свою очередь встала, заговорила быстро, бессвязно, стараясь уловить руководящую нить в том мрачном бесконечном лабиринте, в котором блуждала её душа.

- Я любила слишком сильно. У меня не было другой жизни, кроме его жизни. Когда это случилось так внезапно и так странно, я задыхалась, как в могиле и все ждала. Мне не нужно было воскресения через тысячи лет, новой какой-то жизни в царстве бесплотных теней, потерявших все земное. Я хотела его близости, теперь, здесь! но он не приходил. Только там на кладбище, над могилой, мне казалось иногда, что он меня слышит и зовет так же, как я его звала. Может-быть, мои страдания не давали ему уйти навсегда, он блуждал где-то вокруг меня. Я это чувствовала и несколько раз хотела уйти к нему. На кладбище я носила с собой яд, но ведь тогда бы и меня не было, вот такой, какой вы меня видите. Я заблудилась среди могил, в синих тенях, в вечных сумерках. И поверите ли, он меня утешал. Я слышала его голос. Он был во всем и нигде! Вы никогда не обращали внимания, как странно качались и вздрагивали на кладбище ветви деревьев?

Рядом со мной была чья-то другая тень. Не знаю почему вы ее не видели там, около могилы, и когда я долго, долго смотрела на эту тень, она начинала двигаться. По её движению можно было угадать, что он, то сидит рядом со мной, то встает и ходит около решетки склепа.

Мне было ее жаль до слёз и потому я не спорил, не старался ее разуверить.

К чему? Она зашла слишком далеко и никакое солнце не осветит тех сумерек, в которых она жила, тяжелого склепа, в котором безумие дает, может-быть, лучше утешение.

— Помните, мы говорили с вами о перевоплощении. Он угадал мое желание. Его нет больше в могиле, нет с Богом, с той мировой душой, о которой вы говорили,— он здесь со мной! Вот смотрите!— Она наклонилась к столу, взяла подсвечник и, подняв его над головой, осветила угол большого портрета.

Я с своего места видел только глаза, смотревшие с полотна, в которых была печаль и насмешка.

— Иногда он здесь, в этом портрете, и лицо его постоянно меняется. Сегодня утром он смеялся, когда я налила ему чаю и отнесла в кабинет на его стол. Когда я хожу по комнате, он следит за мной взглядом.