Геннадий Авласенко - Унесенные временем

— И правильно, и не говори ничего!

— Ваня! Ванечка!

Вскинувшись на постели, Санька схватила Болотникова за руки и уткну­лась мокрым от слез лицом в его широкие твердые ладони. Покрывало при этом сползло почти до пояса, обнажив грудь, но Санька, казалось, этого даже не заметила.

И она уже не боялась Болотникова, ведь это был Иван, Ваня, Ванечка! Иван, который так любил ее когда-то и которого так любила она сама!

Как брата, которого у нее никогда не было.

— Санечка! Девочка моя единственная!

Опустившись на колени, Иван чуть наклонил голову и осторожно дотро­нулся губами до взъерошенной Санькиной макушки. Его борода при этом щекотала ей шею, но это было нисколечко не противно, немного непривычно, и только.

— Девочка моя! — шептал Иван, продолжая и продолжая целовать спутанные пряди Санькиных волос. — Я ведь уже всякую надежду потерял тебя отыскать! Да и понимал, что не один я старею. Даже бояться стал с тобой встречи, хотел, чтобы ты осталась в сердце моем молодой. И услышал Господь молитвы мои.

В это время с треском распахнулась входная дверь и Санька увидела троих вооруженных людей, один за другим вбежавших в комнату. У нее тотчас испуганно екнуло сердце, но все трое почтительно остановились у входа.

— Воевода!

— Ну, что еще? — вскакивая на ноги и хмурясь, обернулся к вошедшим Болотников. При этом он постарался, как мог, заслонить собой Саньку, а она, опомнившись, вновь юркнула под покрывало, натянув его до самого подбо­родка. — Что врываетесь, как тати полуночные? Случилось что?

— Вои царские на приступ было пошли, но отбиты с большим для себя уроном! — весело доложил один из вошедших, молодой курчавый паренек с белозубой усмешкой и выпуклыми ласково-маслянистыми глазами. Он, кстати, как вошел, так и вперился в Саньку откровенным, нагло-ласкающим взглядом.

— Многих убитыми потеряли, еще более раненых с собой уволокли, — угрюмо добавил сосед паренька, седой, длиннобородый, с плохо зажившим шрамом через всю щеку. — А у нас потерь, почитай, и не было никаких!

— Отбили приступ — это молодцы! — сказал Болотников нетерпели­во и искоса взглянул на Саньку. — За это хвалю! Или еще о чем доложить хотели?!

Вошедшие помялись немного, переглянулись нерешительно.

— Тут вот какое дело. — запинаясь, проговорил длиннобородый. — Князья Шаховский и Телятевский напомнить повелели.

— Повелели? — наливаясь кровью, рявкнул Болотников. — Они мною повелевать смеют?

— Нам повелели, — тут же поправился длиннобородый. — Напомнить повелели твоей милости, что военный совет ты им назначил сегодня после полудня! И царевич Петр о том же просил тебе напомнить.

— Помню я о совете! — буркнул Болотников и вновь покосился на Сань­ку. Потом перевел взгляд на наглого паренька, по-прежнему не спускающего с Саньки откровенно жаждущего взгляда. Нахмурился. и паренек, почуяв неладное, быстренько отвел глаза.

— Так что передать князьям и царевичу? — спросил длиннобородый.

— Передайте им. — Болотников замолчал на мгновение, задумал­ся. — Передайте, что совет сей на завтрашнее утро перенести надобно! Занят я весьма, понятно?

— Понятно, — вразнобой отозвались вошедшие и, многозначительно при этом переглянувшись, вышли гуськом. А Болотников, выглянув следом, зычно крикнул кому-то (охране своей, скорее всего):

— Не впускать никого! Головы оторву!

Вернувшись и плотно затворив за собой дверь, он вновь подошел к посте­ли, опустился на самый ее краешек.

— Такие вот дела, Санька! — проговорил он, глядя себе под ноги. — Одо­лели нас рати царские, в кремле тульском крепко заперли! А тут еще прови­анта маловато, ну да ничего! Посланы гонцы в Литву, к Дмитрию, дабы на выручку шел! Или. — запнувшись на мгновение, Иван в упор посмотрел на Саньку, — или не придет к нам помощь? Только это скажи!

— Я домой хочу! — вместо ответа, жалобно пролепетала Санька. — К маме хочу! Мне рано еще умирать! И жить тут мне страшно!

И уткнувшись лицом в подушку, она расплакалась. Горько, навзрыд.

— Девочка моя! Если б я знал, как. если бы я только мог тебе помочь в этом.

Вновь опустившись на колени и отвернув в сторону край покрывала, Иван принялся покрывать бесчисленными поцелуями Санькины волосы, шею, обнаженные плечи.

— Санька, Санечка! — бормотал он, и голос его был полон горечи. — Ты же самой судьбой предназначена мне была, самой судьбой! И что ж она сдела­ла с нами, судьба-судьбинушка? Как же разнесла она нас с тобой во времени, подлая!