— Могу я забрать свой рюкзак? — спросила я.
Что-нибудь, чтобы отвлечь его от Зверя, разбитого телефона и обратить внимание
отца на себя.
— За каким хреном он тебе нужен?
— Там все мои домашние задания, — сказал я.
— И? Дерьмо, ты тупая сука, ты еще ничего не поняла, да? — прорычал он. — Не
будет больше никаких занятий. Больше не будет никакого колледжа. У Флореса тебя
будут трахать по восемь-десять парней в день, пока ты не окажешься слишком старой,
чтобы приносить пользу. А потом он сбросит тебя в какую-нибудь неглубокую могилу. Я
видел, как он проделывал подобное дерьмо.
Я не стала притворяться, что мне не было чертовски страшно. Я сглотнула и
позволила слезам стекать по моему лицу.
— Пожалуйста, не отдавай меня ему, — умоляла я. — Пожалуйста, позволь мне
остаться со Зверем или просто отвези меня домой, ладно? Пожалуйста, не отдавай меня
Флоресу.
— Я не собираюсь удерживать тебя в безопасности по доброте душевной, —
произнес папаша. — Тебе уже восемнадцать, и если ты сбежишь, я не обязан заявлять о
88
твоем исчезновении. Это то, что я и собираюсь сделать. Все будет выглядеть
правдоподобно.
— И ты не навредишь Зверю? — спросила я.
— Да, прекрасно. Держи рот на замке и перестань ныть из-за глупого дерьма, и я не
причиню вреда твоему парню. Пока он не сделает какую-нибудь глупость, вроде того,
чтобы вызвать копов.
Он ухмыльнулся.
— Ох, подождите. Он не сможет этого сделать, не так ли? К тому времени, как он
позвонит в полицию, будет уже слишком поздно. Ты уже будешь в Южной Каролине с
членом в своей п*зде.
— Зверь, пообещай, что ты никому не скажешь, ладно? Я не хочу, чтобы ты
пострадал. Если кто-нибудь спросит, скажи, что я сбежала.
— Нет, Табита...
— Зверь! Обещай мне.
Я впилась в него взглядом, отчаянно желая, чтобы он меня понял. Я хотела, чтобы
Кори немедленно вызвал гребаных копов. У моего отца был весьма приметный грузовик.
Если Зверь позвонит достаточно быстро, то они смогут задержать его.
Они смогут спасти меня.
Кори сглотнул.
— Отлично, черт возьми. Я покончил с тобой и твоей сумасшедшей гребаной
семейкой, — сказал Зверь.
Я почувствовала, как на меня нахлынуло облегчение. Он никогда не сказал бы
подобного в нормальной ситуации. Зверь, должно быть, понял, о чем я говорила; должен
был понять, зачем я это делала.
— Хорошая работа, любовничек, — глумился мой отец. — Топай в гребаный
грузовик, сука.
Я начала пятиться к двери.
Никто из мужчин не пошевелился.
Я вышла в декабрьскую слякоть, босиком. Мне повезло, что на мне хотя бы оказался
надет легкий свитер.
Я забралась в машину и пристегнулась ремнем безопасности.
Мой отец остановился на пороге хижины.
Я ничего не слышала, а затем прозвучал... выстрел. Вскрик, и все стихло.
Отец подбежал к грузовику и, заскочив в кабину, ударил меня по лицу, когда я
попыталась дотянуться до двери, одновременно расстегивая ремень безопасности.
— Оставайся в проклятом грузовике, — закричал он.
89
Я покачала головой, а потом зарыдала и начала с ним бороться.
Он перегнулся через меня и захлопнул дверь, после чего дернулся к дверце со
стороны водителя и закрыл ее. У него были детские блокираторы, так что я не смогла
открыть дверь или окно.
Я оказалась в ловушке.
Мне оставалось лишь надеяться, что Зверь был в порядке и уже направлялся к
телефону, чтобы позвать на помощь.
— Я сказал, чтобы ты оставалась в гребаном грузовике, — произнес мой отец и,
схватив меня за волосы, ударил об боковое стекло двери.
Я увидела звезды, и на секунду мой мир померк.
— Так-то лучше, — пробормотал папаша, когда я перестала сопротивляться.
Он вытащил рулон черной ленты и, схватив меня за руки, обмотал их так крепко, что
я не могла пошевелить ими.
Мне было больно, я понимала, что если лента останется на моих запястьях надолго,
то руки занемеют. И хоть связана я была крепко, это никак не мешало кровообращению в
конечностях.
Отец завел грузовик и направился прочь от дома, где лежал раненый Зверь.
Я ничего не говорила.
Я чувствовала себя замороженной.
Я представляла Зверя, который позвонил в полицию, как только отец забрал меня.
Или, возможно, я уже потеряла его.
Неожиданно грузовик остановился между хижиной и дорогой. Папаша снова достал
ленту и обмотал ею мои лодыжки.
Прежде чем я успела хоть что-нибудь сказать, мой рот тоже оказался заклеен.
Читать дальше