Лиза Павлова - Выродок

- Отстань! – буркнула она, и поспешила уйти.

Мне хотелось кричать. Хотелось просто сесть на пол посреди коридора и рыдать в голос, широко-широко открыв рот.

Вечером дома мама подошла ко мне и обняла за голову, и долго-долго молча гладила по голове.

Во вторник я ехал в маршрутке, смотрел в окно на зябнущих на остановке людей-пингивнов, и вдруг отчетливо осознал, то, что уже давно чувствовал – я обречен. Я просто понял, что иногда бывает неизбежен выбор, который поломает тебе жизнь. И хотя на другой чаше весов спокойная размеренная жизнь, ты абсолютно точно знаешь, что неизбежно выберешь то, что тебя погубит.

Рядом со мной села женщина в форме милиционера, точнее полицейского, и через какое-то время она беспардонно ткнула меня пальцем в бок и попросила убавить звук в плеере. И вдруг я, сам от себя не ожидая, сказал каким-то не своим очень хриплым голосом, горько при этом посмеиваясь:

- А ведь даже на *** Вас не пошлешь, Вы при исполнении. Придется и вправду звук убавлять...

Ментовка не нашлась, что ответить, она несколько раз глотнула воздух, будто задыхалась, потом процедила:

- Больной!

Перед началом рабочего дня я пришел к финансовому отделу и стал ждать. Мне плевать было, что обо мне подумают. Я просто стоял прислонившись к стенке и скрестив руки на груди. Когда появилась Аня, я так и остался стоять, взглядом проводил ее до дверей и под звук захлопнувшейся двери побрел в свой отдел.

Мне весь день почему-то очень хотелось сделать что-нибудь для родителей, я позвонил маме и пригласил их в кино вечером. Я почему-то чувствовал, что это будет последний душевный вечер, и мне очень хотелось, чтобы они его потом вспоминали с теплотой.

В среду я отрешенно смотрел в монитор, потом вдруг взял телефон и написал Ане смс: «Что мне сделать, чтобы ты перестала меня презирать?».

Отложил телефон и стал ждать. В офисе резко воцарилась полная тишина, ни тренькающих телефонов, ни голосов, ни шагов, ни шелеста бумаг, ни треска сканера – тишина шипела, извивалась, заползала змеями в мои уши и заполняла их.

Вдруг - Бах! – как выстрел, звук смс, и телефон задергался от вибро, как будто в предсметных корчах. ОНА! Руки дрожат, неуклюже нажимая кнопки: «Стать похожим на мужчину». И в конце безапелляционная точка. Как приговор. Многоточие обычно дает шанс или надежду. Точка решает всё!

В четверг я увидел ее в столовой:

- Ань, подожди! Твоя вчерашняя смс привела меня в тупик! Что для тебя означает «стать похожим на мужчину», что я должен сделать?

- Ну если ты этого не знаешь, то о чем тогда вообще разговор?! – отрезала и ушла, разрывая мне голову громким стуком каблуков.

Вечером в метро я испытал чувство дикой ненависти к людям вокруг меня. Я смотрел в эти серые, одутловатые лица, с прорезями для глаз, откуда торчали мониторы с бегущей строкой: «Трахаться и жрать!» «Жрать и трахаться!» или просто «Жрать! Жрать! Жрать Жрать!». Я представлял их сидящими на белых фаянсовых унитазах, выгаживающими все то, что сожрали, чтобы освободить в себе место и снова жрать.

Придя домой, я отказался от ужина, закрылся в комнате, включил ноутбук и стал выплескивать свою ненависть на чистые листы. Меня трясло.

Дописав, я лег на диван, свернулся калачиком и лежал. Через пару часов встал, подошел компьютеру, перечитал все то, что напечатал, кое-что подправил и выложил его на свою стену в Контакте.

Затем я занялся винтовками. Я протер их тщательно. Разложил на ковре рядом с коробочками, где лежали патроны. Зачем-то сфотографировал это на мобильный телефон и бережно сложил винтовки в чехол.

Взял походный рюкзак, сложил в него винтовку и патроны. Внимательно осмотрел свой черный камуфляж и тоже положил в рюкзак.

Без четверти пять я принял душ и оделся. Пока я обувал берцы в коридор вышла сонная и испуганная мама.

- Сынок, ты куда собрался, у тебя же выходной!

- Мам, не переживай. Я на полигон. Постреляю и вернусь.

И вышел из дома, куда уже никогда больше не вернусь.

Я сел за руль папиной машины. Завел мотор. Ехал медленно, но в пятнадцать минут седьмого я был уже у фабрики. Я не стал подъезжать к самой фабрике, остановил машину чуть-чуть дальше. Откинул сидение и меня закрутило в воронку сна. Беспокойного, поверхностного, но цепкого и тяжелого.

Ровно в восемь я зашел в проходную. Охранники о чем-то оживленно разговаривали. Моя сумка не вызвала у них никаких подозрений.

Я зашел в туалет на первом этаже и закрылся в кабинке. Переоделся, вытащил и зарядил винтовки. На все приготовления ушел час. Затем вышел, облокотился на раковину и долго смотрел на свое отражение. В голове было пусто. Абсолютно никаких эмоций. Мне все время казалось, что я сейчас остановлюсь, что уберу винтовки и поеду домой. И в то, что я сейчас поеду домой, я верил больше, чем в то, что делаю, поэтому мои действия казались мне какими-то нереальными. Будто это не я их совершаю. Я достал телефон и набрал Анин номер, чтобы в последний раз услышать ее голос...