Aurora Reynolds - Until November

сделал тебе больно? — Он выглядит

обеспокоенным.

— Что?

— Поднимая тебя, я сделал

больно? — он спрашивает снова,

заставляя меня чувствовать ещё хуже.

— Нет, мне не было больно. Я

сейчас

в

порядке.

Так

что,

пожалуйста, ты можешь слезть,

чтобы я могла покормить своего пса?

— спрашиваю я, снова пихая его.

— Тогда что? В одну минуту ты

каталась с псом по полу, смеясь. А

затем выглядела так, словно тебе

влепили пощёчину. Я не отпущу тебя,

пока ты не расскажешь мне, что

произошло.

Я

чувствую

подступающие

слёзы, но совсем не хочу плакать

перед ним. Как можно рассказать

человеку,

у

которого

такая

замечательная

мама,

что

твоя

полностью испортила тебе жизнь.

— Ты не поймёшь, — произношу

я, потому что это так.

Никто не поймёт, каково иметь

человека,

который

должен

был

защищать

тебя

и

помогать

справляться с проблемами, а в итоге

заставил чувствовать себя ненужной.

— А ты попытайся, — шепчет

он.

Его руки движутся к моим

волосам, тем самым освобождая

меня немного. Я чувствую, как слёзы

начинают скатываться по щекам, так

что пытаюсь смотреть в сторону, но

он удерживает моё лицо своей рукой

и целует каждую слезинку под

глазом.

— Пожалуйста, расскажи мне,

малышка, — шепчет он.

Я ничего не могу поделать. Его

голос такой мягкий, что исходящее от

него тепло обволакивает меня, и я

чувствую безопасность. Сильнее, чем

когда-либо.

— Моя мама не похожа на твою.

Она не такая милая, не любит

обниматься, она не говорит людям,

что они красивые, и никогда никому

не готовит кофе, — слёзы с новой

силой

начинают

литься,

и

я

чувствую, словно в горло насыпали

песка. — Знаю, это глупо, но всю

мою жизнь моя мама заставляла

меня чувствовать себя плохо. Моя

мама любила причинять боль. Не

физически,

но

словесно

и

эмоционально. Она унижала меня

всю жизнь. У меня заняло много

времени осознание того, что те вещи,

которые она вбивала мне в голову, не

являются правдой, но раны всё же

остались, и они такие глубокие, что

временами мне кажется, словно я

ощущаю их снова. Даже когда кто-то

говорит мне случайный комплимент

и смеётся, это чувствуется как

оскорбление.

Тут я понимаю, что закрыла

глаза, поэтому открываю их и вижу

озлобленного

Ашера.

Его

тело

напряжено, а зубы сжаты. Мне

становится страшно, но он, должно

быть, чувствует это, потому что в

следующий

момент

его

тело

расслабляется. Зубы разжимаются, а

большой палец отслеживает контуры

моей нижней губы.

— Это из-за того, что я сказала о

том, что ни с чем не сравнимая, —

он не спрашивает, а утверждает. Я

киваю, потому что не могу ответить.

— Ты прекрасна, когда смеёшься. Не

так много женщин, кого собьет с ног

собака, а тем более своя, посмеется

над этим и, определённо, не в

присутствии мужчины. Вот что я

имел в виду. Мне нравится, что тебе

всё равно, что думают о тебе, и ты

продолжаешь быть самой собой

рядом со мной. Мне жаль, что твоя

мать такая сучка. Бьюсь об заклад,

что она завидовала тебе, поэтому и

унижала, чувствуя, что это поднимает

её самооценку. Надеюсь, мы сможем

исправить все те бреши, что она

оставила, — мягко произносит он.

Кончики его пальцев вытирают

мои слёзы. Я чувствую всем сердце,

что его слова искренне, но затем

вспоминаю, что не могу доверять

или верить ему.

— Я вообще не тот тип девушек,

которые спят с кем попало, —

выпаливаю я.

Мне хочется прикрыть лицо

руками и спрятаться в ванной.

Вместо этого я просто закрываю

глаза. Его тело дрожит, так что я

открываю их снова и вижу, как Ашер

смеётся.

— Что смешного? — спрашиваю

я, раздражённо.

— Ты думаешь, что я бы

попытался подцепить тебя, зная, что

твой отец, дядя и двоюродные братья

придут за мной и надерут мой зад,

если

бы

я

хотел

чего-то

непостоянного? — спрашивает он,

разглядывая моё лицо.

— Э-э-э... — мне это не

приходило в голову.

— Это не просто интрижка.

Господи! — рычит он. — Ты уже

встретилась с моими братьями,

мамой, отцом и бабушкой. Ни одна

девушка, с которой я встречался, не

знакомились с моей семьёй. Я

захотел тебя с того момента, как

увидел в клубе, тусующейся с отцом.