Юрий Солоневич - Зона тени

Люди подходили и останавливались возле музыканта, слушая его игру. Они словно забывали, куда им надо идти.

Несколько раз седовласый человек прерывал игру и немного отдыхал, ибо стопка страниц с нотами была толще, чем все книги судеб, хранящиеся в храмах. А потом он снова играл, и оживали в его музыке все законы и пророки, все песни и плачи, все радости и страдания, виток за витком открывая перед слушателями страницы его жизни. Жизни великолепной и непосредственной, богатой и убогой, страстной и равнодушной, драматической и столь прекрасной... Той жизни, которая прошла в этом доме, в этом городе, в этом мире. Прошла, и никогда больше не повторится ни в одном своём мгновении...

Окончив играть, седовласый человек встал и поклонился своим случайным слушателям.

И те стали аплодировать. Аплодисменты продолжались долго, очень долго. Грузчики уже установили пианино на машину и укрыли его матерчатым чехлом, а седовласый человек сел в кабину. Машина тронулась с места и скрылась за углом. Но люди, словно завороженные, продолжали аплодировать. А когда, наконец, аплодисменты прекратились, Арсений снова услышал музыку.

Она осталась, бросая вызов вечности...

И что-то опять изменилось. Изменилось нечто неуловимо тонкое, невесомое, эфирное. Нечто такое, что невозможно было выразить словами, описать, передать. Арсений вдруг ощутил, что вся его жизнь -- прошлая и теперешняя, -- все его проблемы, метания, поиски, страдания -- всё это ничтожно мало по сравнению с величием вечности, глубиной звучавшей музыки.

"Всё, что я делаю -- не то, -- подумал он. -- Я углубляюсь в чащу вместо того, чтобы выйти на свет. Но как его найти, этот свет?"

5.9.

В дверь позвонили, и Арсений пошёл открывать.

На пороге стоял старец.

-- Не найдётся ли что-нибудь для бездомного путника? -- спросил он.

-- Наконец, наконец-то я нашёл вас, -- сказал Арсений, увлекая старца на кухню.

-- Я сам пришёл, -- сказал старец.

-- Вы не узнаёте меня? -- снова спросил Арсений. -- Вы мне давали деньги на свечи, там, возле церкви.

-- Я не могу узнать того, чего не видел, -- сказал старец. -- Но я помню твой голос.

И тут Арсений заметил, что глаза старца затянуты мутной пеленой. Он помог старику сесть за стол и стал нарезать хлеб и ветчину.

-- Кушайте, я сейчас согрею чай, -- сказал Арсений.

Старец встал, прочитал вполголоса молитву и только тогда начал есть. Он ел аккуратно, отламывая от краюхи хлеба небольшие кусочки, и смотрел невидящим взглядом прямо перед собой.

-- Я вас сегодня вспоминал, -- сказал Арсений.

-- Я знаю, -- сказал старец.

-- Откуда? -- удивился Арсений.

-- Я вижу образы, и они мне говорят обо всём, -- сказал старец. -- Я научился их понимать. Они и привели меня к тебе.

Арсений недоверчиво воспринял слова старца. Но, в конце концов, это было не главным. Главным было то, что он сумел вернуть свой долг. Долг, который на уровне подсознания постоянно напоминал о себе.

-- Образы -- это субъективная реальность, существующая вне пространства, только во времени, как и музыка, -- сказал старец. -- Внутренний мир, содержание -- это и есть самое настоящее в жизни. А внешняя пёстрая оболочка -- всего лишь приманка для простаков, уловка манипулятора, фокусника. Разделение целого наблюдателя на объективного и субъективного, внешнего и внутреннего -- это основа моей теории, основа нового взгляда на мир, новая парадигма. Она даёт всё: даже власть над временем. И ты не бойся ничего в этой жизни: нет такой силы, которая способна повредить твоей душе, если будет в ней хоть крупица веры праведной, -- старец немного помолчал и, словно подводя итог, сказал: -- Ну, вот тебе и полегчало. Душа у тебя добрая, совестливая, оттого и жизнь тяжёлая.

Арсений вспомнил, что говорил о совести Араб, и сказал:

-- Всё так запутано, что не знаешь, кому верить и кого слушать.

-- Знаю: сам через это прошёл, -- сказал старец. -- Тоже искал ту Дорогу, которая к истине ведёт. А она сама мне открылась. И тебе откроется в своё время. Только иди к ней прямо: "кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник".

"Кто прямо ходит, тот дома не ночует -- что имел в виду Араб?"

-- Вы знаете все Священные Книги. Научите меня, как мне жить.

-- И не имеете нужды, чтобы кто учил вас. Ты и сам всё знаешь, но только выбираешь: что тебе подходит, а что -- нет. Для оправдания своих поступков. А кому нужно твоё оправдание? Если кто тебя учит, спроси: зачем? И если слушаешь тех, кто учит, то всё равно только то, что тебе хочется. Ты и сам знаешь, что добро, а что -- зло. Зачем тогда спрашиваешь, как тебе поступить? Ищешь того, кто оправдает творимое тобою зло? Его не надо искать: он сам придёт.