Юрий Солоневич - Зона тени

-- Сразу -- о главном, -- начал тот, едва войдя в квартиру. -- Я нашёл твоих родных.

Арсений присел на кухонный табурет, чтобы не упасть. Он ожидал этого момента весь день, но так и не смог подготовится к нему.

-- Что с ними?

-- Ничего страшного. Живут пока в общине. Работают. Скоро ты их увидишь.

-- Их увезли силой?

-- И да, и нет. Их просто обманули, и это было довольно легко сделать. Человек, сталкиваясь с непреодолимой силой, легко верит в обман, если этот обман обещает ему защиту. Хотя бы иллюзорную. Ощущение защищённости и своей необходимости, важности для других -- это то немногое, без чего человек несчастен.

-- Я не защитил их, -- сказал Арсений. -- Это -- правда. Я их предал -- это тоже правда. Я считал их своими рабами. Захотят ли они вернуться?

-- Ты их ещё раз предашь, если не поможешь им выбраться из паутины.

-- Что надо делать?

-- Не поддаваться эмоциям. Их надо вытащить, потому что они могут просто погибнуть. Они не понимают этого -- понимаю я. Ты говорил, что я -- негодяй.

-- Я этого не говорил.

-- Значит, думал -- не отрицай. Но ты ещё не видел негодяев. Скоро я тебя с ними познакомлю.

-- Зачем они им нужны?

-- Затем, что люди -- самый высоколиквидный товар, -- Араб понял, что Арсений имел в виду. -- И самый высокорентабельный. Но больше не спрашивай меня о деталях: я всё равно не отвечу. Поберегу твою психику.

Арсений нервно закурил, но вопросов больше не задавал: он знал, что Араб точно не ответит. И Араб, исподволь наблюдая за Арсением, сам нарушил молчание:

-- Рабство никто не отменял. Оно только приняло новые формы: замени слово "паспорт" на "клеймо раба" -- вот и всё различие, -- сказал он.

"Раб должен быть клеймён", -- вспомнил Арсений и сказал:

-- Ко мне сегодня приходил тот старец, о котором я вспоминал утром. Он тоже говорил о рабстве. Он просился переночевать, но я не оставил его.

-- Правильно, не впускай в квартиру кого попало: нанесут тебе клопов -- потом не выведешь. А Принцип, -- сказал Араб, -- Принцип -- один для всех, на все времена. У Вселенной нет сынков и пасынков. Нет лицеприятия у Бога. В основе всего сущего лежит один-единственный Принцип: разделение на хищника и жертву, на раба и хозяина. Этот закон посильнее закона всемирного тяготения. Исключения придумали люди. И только ради одного: оправдать свою суть хищника. Людям можно убивать животных -- будто те не испытывают боли. А твою подругу -- совесть -- легко успокоить тем, что люди выше животных по уровню развития. Ну, не смешно ли? А ведь геноцид -- только логическое продолжение этого тезиса. Не лучше ли взглянуть правде в глаза: мы убиваем животных потому, что это необходимо для нашего выживания. Мы созданы хищниками, но у нас есть разум. И этот разум помогает найти оптимальное число жертв нашего аппетита. Но нет, не признаёмся даже на исповеди. И знаешь, почему?

-- Почему?

-- Если люди признают это, то они признают и право других поступать с ними так же. Как это ты сам признал вчера вечером. Они признают право более сильного быть их хозяином.

-- Но рабство -- в далёком прошлом.

-- Ой, ли? В далёком прошлом только это слово. А сама основа строя живёт и здравствует. Добавь к паспорту прописку, и ты получишь рабскую цепь.

-- Во многих странах нет прописки.

-- Свобода не измеряется длиной цепи. Системы виртуальных цепей не менее крепки, чем стальные оковы. Никто и нигде не стегает рабов кнутами -- за исключением, конечно, тех регионов, где эволюция остановилась несколько тысячелетий назад. В обществе равных прав рабами управляют при помощи слов. Но от этой замены эксплуатация не исчезла. Суть её сохранилась и, боюсь, не исчезнет никогда. Принцип, ядро, основа -- неизменны. Новое платье надевается поверх старых заплат, и -- хоть на приём к английской королеве. Всё красиво, всё прилично, всё по этикету.

-- Я не считаю себя чьим-то рабом, -- сказал Арсений.

-- Ты просто никогда не смотрел на себя со стороны: не было необходимости. Есть два крайних состояния: раб и рабовладелец. В реальной жизни ты или то, или другое -- в зависимости от конкретной ситуации.

-- Я хочу быть просто свободным человеком.

-- На необитаемом острове. Да и там твоя свобода ограничена береговой линией. А среди людей -- извини, -- ни о какой свободе не может быть и речи. В обществе -- или в стае -- лучший кусок всегда принадлежит рабовладельцу. В голодный год, по необходимости, можно и слабого раба скушать. Разумно, по кусочку. Рачительный хозяин не сразу пускает корову под нож: сначала он выдоит всё молоко.