Юрий Солоневич - Зона тени

-- Да, -- соврал Арсений.

-- Тогда приезжайте за ней: она умерла от инсульта.

-- Когда? -- спросил Арсений.

-- Приезжайте завтра утром, -- медсестра истолковала вопрос по-своему. -- Возьмите её паспорт и деньги, если хотите воспользоваться услугами морга.

-- Когда она умерла? -- переспросил Арсений.

-- Час назад, -- ответила медсестра и положила трубку.

Араб, услышав последнюю фразу, сказал, ни к кому не обращаясь:

-- Самый лучший для неё финал: без мук. Её всё равно ждала голодная смерть в купленной за твои деньги тюрьме: она в жизни никому больше не открыла бы двери.

Арсений, ничего не говоря, прошёл на кухню и сел на своё привычное место. Он сидел, монотонно раскачиваясь взад-вперёд, и смотрел в окно.

На улице уже зажглось ночное освещение.

В прихожей зазвонил телефон, и Араб, встав с дивана, поднял трубку.

-- Да, Гена, -- сказал он. -- Тяжело... Пытаюсь воздействовать, но почти все связи уже разрушены. Думаю, поверхностные слои сильно деформированы... Это и хорошо, и плохо. Инфантильность благоприятствует внушению, но есть все признаки невроза... Да, станет неуправляемым... Так... Так... Даю тебе слово, что доведу до конца... Пока изолирую... Конечно, не понимает... Всё, максимум два-три дня... До встречи.

Араб зашёл на кухню и сел за стол напротив Арсения.

-- Тебе привет от Филиппенко, -- сказал он.

-- Я всё слышал, -- сказал Арсений.

-- А я и говорил так, чтобы ты слышал. Между нами не может быть не только секретов, но и недопонимания. Я уверяю тебя, что хорошо знаю своё дело. И мои действия вызваны насущной необходимостью. Я хочу рассказать тебе одну историю.

Арсений не отреагировал, продолжая раскачиваться взад-вперёд.

-- Ты ведь бывал в Питере? Неправда, что Вечный город -- это Рим. Для меня Вечный город -- это Ленинград. Фантастическая красота! Но я хочу сказать не об этом. Ты должен был слышать о голоде во время блокады... Так вот одна женщина, мать троих мальчиков, зарезала у себя на кухне младшего. И скормила его остальным. И сама тоже ела маленькие кусочки своего ребенка. Ты осуждаешь её?

-- Я не имею на это права.

-- Почему? Её поступок тебя не касается? Как бы ты поступил на её месте? Тебе это безразлично?

-- Нет, не безразлично.

-- Ты просто не хочешь поставить себя на её место. Не хочешь даже мысленно пережить то, что пережила она. Уходишь от ответственности за её поступок. А ведь то, что она сделала, было вызвано необходимостью. Её заставили это сделать. Нет, не Гитлер, хотя и он не остался в стороне. Её заставил маленький человечек, серый, невзрачный интендант, который эвакуировался из города на самолёте. Самолёт при взлёте затрясло; мешок интенданта развязался, и из него посыпались консервы. Что надо сделать с этим человечком?

-- Его мало убить, -- сказал Арсений.

-- Вот-вот, это было бы справедливо. Лётчики, кстати, выбросили его за борт, когда самолёт набрал высоту.

Араб внимательно посмотрел на Арсения и спросил:

-- Ты почувствовал облегчение оттого, что его выбросили за борт?

-- Да, -- согласился Арсений.

-- Вот и хорошо: ты способен уловить суть явления. Но в поступке лётчиков нет логики. Он не был вызван необходимостью. Я не могу найти истоки их поступка. Он -- непредсказуем. Непредсказуемость -- вот что меня тревожит. Это то недостающее звено в моей системе, которое необходимо найти. Что должно быть критерием наших поступков?

-- Справедливость, -- сказал Арсений.

-- Справедливость, необходимость. И, как следствие, возмездие -- такое случается. Мы всё сделали правильно. Более того -- единственно правильно. Она бы ничего нам не сказала, упади мы перед ней на колени. Ты это понимаешь?

-- Да, -- ответил Арсений.

-- Уже легче, -- вздохнул Араб. -- Не мы придумали условия этой игры, которая называется жизнью. Мы просто должны их выполнять, если хотим выжить. Это тоже понятно?

-- Да, -- ответил Арсений. -- Но есть ещё совесть.

-- Вот о ней и поговорим. У интенданта её нет -- так?

-- Так.

-- А у женщины? Она поступила по совести или нет?

Арсений не отвечал. Он сидел напротив, опустив голову, и ожидал, что скажет Араб. А тот неожиданно сказал:

-- Теперь я вижу, что у тебя нет совести: ты боишься иметь своё мнение. Ты боишься совершить поступок. А когда его за тебя совершают другие, ты пытаешься откреститься от них.

-- Она поступила по совести, -- сказал, наконец, Арсений, не поднимая головы.

-- Поступать по совести -- это не убивать больше, чем необходимо, -- резко, словно вынося окончательный вердикт, сказал Араб. -- К слову, этот интендант не умер.