Юрий Солоневич - Зона тени

Веселитесь! Веселитесь все! Праздник продолжается!

Хлеба! Побольше хлеба и зрелищ!

Радуйтесь! Радуйтесь, люди добрые! Радуйтесь все, кого обошло, не зацепило, пронесло.

Не меня! Не меня! Слава Богу -- не меня!

До поры до времени. А что потом, когда эта чёрная Правда станет выше крепостных стен? Наращивать стены? До каких пор? Где тот предел, преодолев который Правда сметает всех и вся на своём пути, становится очевидной, беспощадной, хищной? "И совершится гнев Мой, и утолю ярость Мою над ними, и удовлетворюсь".

Чёрное и белое, белое и чёрное; хищник и жертва, жертва и хищник. Они меняются ролями, и кровавый пир продолжается.

Как остановить Хищника? Сколько ему надо, чтобы насытиться? Он проснулся, он голоден, ему нужна жертва...

Не меня! Не меня! Не меня!

И если Правда в том, что Хищник непобедим, что он -- везде, то в чём тогда Истина?

Кто даст ответ?

Кто?

"Сколько ещё людей примут страдания из-за меня? Скольких я ещё предам в своей никчемной жизни? -- подумал Арсений, и словно вспышкой света осветилась одинокая, жалкая фигура Гришки. -- Хищник убил и его. Он убивает всех, кто стал мне дорог".

5.17.

Малыш играл в песочнице, старательно постукивая лопаткой по перевёрнутому ведёрку. Он делал это очень сосредоточенно, не отвлекаясь, и только изредка вытирал рукавом курточки свой сопливый носик.

Когда Арсений садился на скамеечку рядом с песочницей, малыш мельком взглянул на него и улыбнулся. В целом мире нет ничего дороже улыбки ребёнка. Арсений улыбнулся в ответ -- впервые за последний год, -- и сказал про себя: "Всё будет хорошо, малыш. Его здесь нет. Всё будет так, как надо. Твоя жизнь будет такой же светлой и радостной, как этот день. Я позабочусь об этом. Я -- не хищник".

В кармане у него лежал моток скотча, купленный в газетном киоске. Арсений периодически проверял, на месте ли он. Проверял, как будто это было чрезвычайно важно. Будто это было для него вопросом жизни и смерти.

Жизнь и смерть -- в чём их смысл? У смерти можно спросить, как надо поступить, если не можешь найти выход. А жизнь, зачем она, если всё равно рассыплется узор в калейдоскопе, каким бы красивым он не казался. Всё равно не останется ничего, ничего, ничего...

"Только тени, -- подумал Арсений. -- Они ходят за мной по пятам, от них нигде нельзя укрыться. Они знают обо мне всё. Те, что справа, молчат. Но они добрые. А те, которые идут слева -- лгут. Лгут, но их нельзя уличить, потому что они говорят правильно. А те, которые молчат -- не лгут. Но они молчат, и я не могу познать истину".

5.18.

В этот раз Арабу не удалось войти незаметно. Арсений ремонтировал питающий провод телевизора и, почувствовав его приход, сказал, не оборачиваясь:

-- Присаживайся. Я сейчас закончу, пока паяльник горячий.

-- Ты отказался от борьбы, -- Араб был чернее тучи.

-- Наоборот: я только её начал.

Арсений положил паяльник на подставку, включил телевизор и сел в кресло напротив Араба. Их разделял только журнальный столик, на котором лежали чёрный пластиковый кейс и небольшой листок бумаги.

Араб взял в руки листок. На нём была написана всего одна фраза: "Я не хочу больше никому приносить страдания".

-- Здесь нет подписи, -- заметил Араб. -- Давай поставим: "Раскаявшийся хирург". Представляешь картину: больной на операционном столе, а врач не хочет причинять ему боль. То, что ты написал, довольно противоречиво. Впрочем, как и всё сущее. Ты сказал, что только начал борьбу. А борьба подразумевает преодоление некоторого сопротивления. Или -- что равносильно -- причинение страдания. Если добавить к твоим словам твою записку, ты собираешься начать борьбу, отказавшись от какой бы то ни было борьбы. Но учти, что при этом продолжатся страдания твоих родных. Уход от борьбы -- это тоже причинение страдания другим. Тем, кто ждёт от тебя помощи. Логично?

-- Не всё подчиняется логике.

-- Ты имеешь в виду противоречивую, нелинейную, квантовую логику. Я её называю парадоксальной, хотя и не признаю. Слова -- и только. Логика пряма и строга, как закон всемирного тяготения. Скажи, какой прогресс: я даже предположить не мог, что ты постигнешь такие глубины! Теперь я не сомневаюсь, что тебе откроется Принцип. А он нам необходим. Мне ещё иногда мешают обстоятельства: я не могу их предсказать.

-- В этом нет нужды.

-- Зато есть необходимость. Необходимость избежать той ошибки, которую мы с тобой совершили. Нет, я не о том, что ты их отпустил.

-- Ты уже знаешь это?

-- Да. Я наблюдал за вами на вокзале. Чуть слезу не уронил.