Вера Эльберт - Восстание Бекингема

Приговорил как дворянина к обезглавливанию.

Поэтому я могу смело заявить,

Что Ричард тоже был причастен к этой казни,

Что совершили в тот же день и сразу же

По вынесении приговора. Так и запишем:

«Неправый суд и обезглавливание

Уильяма Гастингса». Это которая по счёту жертва? (Загибает пальцы.)

Тех трое, этих тоже трое и седьмой Гастингс.

С двумя задушенными принцами будет девять...

Ну, по сравнению с Иродом, конечно, маловато.

Но для христианской Англии и это впечатляет.

Тем более, что всё это мы густо приправляем

Чудовищно заниженной оценкой всего

Происходящего и множеством эпитетов ужасных.

Мы в наших описаниях назовём короля Ричарда

И «кровожадным извергом», и «подлым лицемером»,

«Злодеем беспринципным», «детоубийцею и изувером»,

И «лживым негодяем», и «тираном»... Потом ещё

Придумаю десятка два-три крепких выражений

И на оставшееся место их впишу. Для большей

Изощрённости я и геральдику его здесь применю

К эпитетам зловещим в дополнение.

И что у нас получится? А, вот что:

«Кровавый, боров у себя в хлеву,

досыта налакавшись детской крови...» –

Звучит неплохо, выражает суть.

Похоже, этот стиль мне удаётся!

На этом я закончу рукопись свою,

Поставлю дату, промокну чернила

И свиток заверну, скрепив его печатью. Вот так.

Теперь его скорей в футляр положим,

В котором он, как в каменной гробнице,

Храниться будет до времён грядущих,

Когда все эти записи мои наружу выведут,

Чтоб принародно их повсюду огласить

И заклеймить позором короля Ричарда Третьего,

Что сейчас спит спокойно и не подозревает даже,

Какое будущее страшное готовит ему

Этот листок пергамента, такой,

На первый взгляд, невинный, как тот,

Младенчески беспомощный ягнёнок,

С которого безжалостно содрали кожу

Для выделки его. Но письмена кровавые на нём

Будут жечь душу Ричарда железом раскалённым

Отныне не одно десятилетие! И даже

Если эти письмена, в которых Ричарда

Представил я злодеем, по несуразности своей,

Или по искажениям и не выдерживают критики

Разумной, они, по воле будущих правителей

Тюдоров, вполне сумеют пережить века.

И подданные нынешнего короля, и дети их,

И внуки, и потомки – все будут проклинать

Короля Ричарда Третьего и станут называть

Его злодеем, лишь потому, что я его таким

Представил в этом свитке! И в будущем о нём

Будут рассказывать легенды такие страшные,

Что кровь застынет в жилах у всякого, кто их

Ещё услышит. Придворные историки его опишут

Чудовищем ужасным, посмешищем уродливым,

Что возбуждает к себе отвращение и ненависть

У всех, кому противно изуверство. Актёры пьяные

О нём похабные спектакли будут разыгрывать

На рыночных подмостках. Кормилицы и няньки

Его именем будут пугать детей на протяжении

Нескольких веков. И станут говорить под вечер

Малышам: «Спи, детка, а не то придёт король

Ужасный, Ричард Третий, и в Тауэр тебя утащит,

Чтобы подушкою там задушить, как и своих

Племянников несчастных.». И дети, когда вырастут,

Расскажут ту же сказку и сыновьям своим,

И внукам, чтобы под вечер успокоить их.

И школьникам учителя будут рассказывать

Всё ту же небылицу и требовать от них такого же

Подробного рассказа, и выставлять за это им оценки.

И так всё это будет продолжаться здесь, в Англии,

Из поколения в поколение на протяжении

Нескольких веков. И каждый человек

Здесь будет ненавидеть кровавого, жестокого

Тирана, каким я Ричарда сегодня описал,

Сполна на него выплеснув свою обиду жестокую

И жгучую, как яд, и ненависть неистовую,

Словно порох, что зародилась в страхе перед ним,

Чтобы потом его навеки опорочить! Да, Ричард,

Страшное тебе я уготовил будущее,

Которое продлиться может вечно!

И даже если там, на небесах,

Тебе как праведнику

Будет уготовано блаженство,

Я всё-таки его тебе существенно подпорчу

Своим напоминанием о злодействах,

Что этот скромный труд мой сохранит.

Итак, прощай же, Ричард, мы с тобой в расчёте!

Дай Бог, чтобы дороги наши не пересекались!

Ты головы моей не пожалеешь,

Я репутации твоей не пощажу!..

Стихает ветер, успокоив бурю.

Приходит время собираться в путь. (Оглядывается.)

Где тот монах, что обещал устроить переправу?

Забыл он, что ли, про меня, Или уснул?

Мортон звонит в колокольчик, в келью входит монах.