путешествовала по тому же темному пути отчаяния.
Я хотел смерти после смерти Натана, молил об этом.
Говорят, когда умираешь, то твоя жизнь проносится перед глазами. Но что, если то
что происходит сейчас со мной, и есть предсмертная быстрая вспышка воспоминаний, и я
уже умираю?
И если это так, то это самый медленный путь к смерти.
Я делаю глубокий вдох, когда поезд приближается к остановке в Принстоне.
Я позвонил своей сестре, чтобы она меня забрала, и когда выхожу с вокзала, она
ждет, прислонившись к серебряному «Мерседесу».
– Привет Кэти, как дела? – говорю я, подходя к ней.
– Это я должна тебя об этом спросить, большой брат. Ты неважно выглядишь, – она
улыбается, ее карие глаза сверкают, и мы обнимаемся.
– В действительности, сейчас мне намного лучше, чем до этого.
Она еще раз меня сжимает, прежде чем отпустить.
Мы едем по дороге в дом, где я вырос. Мы не разговариваем. Нам это не нужно.
Она понимает меня лучше большинства людей. Комфортная тишина, больше нам ничего
не нужно.
Она знает, что я пытаюсь.
Черт, я хочу жить нормальной жизнью, в которой не думал бы о Натане каждую
секунду каждого дня. Я скучаю по всему, что с ним связано. И я никогда его не забуду. Но
иногда мне нужен перерыв.
Сестра паркует машину на длинной подъездной дорожке, покрытой крупной
галькой. Глядя на стоящий передо мной дом в колониальном стиле, я вытираю ладони о
джинсы.
Сейчас или никогда.
Кэти открывает дверь. Мои родители стоят возле входа. Мой нос щекочет запах
гортензий. Холл заполнен увядающими цветами в память о вчерашнем дне. О годовщине
смерти Натана. Они тоже его потеряли, и иногда я так сильно проникаюсь своими
собственными страданиями, что забываю о том, что они тоже страдают.
Отец идет вперед, и я шепчу:
– Прости.
– Ты прощен, сынок, – он обхватывает мое тело своими сильными руками,
притягивая к себе.
В течение последних двух лет, когда кто-нибудь когда-нибудь упоминал моего
сына, я ломался. Поэтому моей целью стало отталкивание моей семьи.
Когда-то мы с отцом были очень близки; у нас были отношения, которые я всегда
хотел иметь с Натаном. Прощение моего отца значит для меня все, и я плачу, когда он
крепко прижимает меня к своей груди.
Мой отец тоже плачет, а рядом со мной плачут мама и сестра. Я поднимаю голову и
развожу руки, чтобы притянуть и их в объятия.
Мы плачем всей семьей. Это именно то, что нам сейчас нужно.
Через некоторое время мать уводит нас на кухню. Она готовит ужин, пока по радио
играет тихая музыка.
– Хьюстон, а Дженнифер там будет? – спрашивает отец с беспокойством в глазах.
– Надеюсь, – впервые с тех пор, как мы с Дженнифер развелись, я хочу ее увидеть.
Мы ужинаем все вместе, как в старые добрые времена.
После этого отец отводит меня в сторону.
– Он всегда будет твоим сыном. Тебе не нужно его забывать. Не существует
правильного способа для того, чтобы горевать. И я горжусь тобой, сынок. Ты преодолел
намного больше всего, с чем я смог бы справиться.
– Спасибо, пап, – говорю я, снова обнимая его.
– Натан обожал тебя. Ты был его сияющей путеводной звездой, но твой свет погас.
Я не думаю, что он бы хотел этого для тебя.
– Да, – я провожу рукой по затылку.
– Тебе нужно снова найти свой свет.
– Я тоже этого хочу, – говорю я ему.
Я остаюсь на ночь в доме моих родителей, а на следующее утро Кэти везет меня в
аэропорт Ньюарка.
Садясь на самолет в Международном аэропорту О'Хара, чувствую, как моя грудь
горит от нетерпения. Мы с Дженнифер договорились каждый год посещать могилу Натана
в день его рождения. В прошлом году я так и не появился.
Когда я добираюсь до Чикаго, в воздухе пахнет весной, но нельзя сказать, что она
наступила, так как я продрог то костей. Листья шуршат под моими ногами, каждый из
которых приближает меня к месту назначения.
Я толкаю кованые железные ворота и шагаю по траве. Небо, затянутое облаками,
проливает на меня свою печаль, когда я брожу по кладбищу в этот мрачный день. Когда я
направляюсь к могиле сына, мои руки находятся глубоко в карманах кожаной куртки.
Меня накрывает меланхолия.
Я оглядываюсь, ища мраморный надгробный камень, который, как я знаю,
находится всего в нескольких шагах от меня. Когда я его нахожу, то падаю на колени.
Такое чувство, что это кладбище меня знает. Наблюдает, как я плачу. Смотрю на
надгробие, на наследие Натана.
Читать дальше