Фрэнсис Веллман - Искусство допроса. Как добиться признания вины?

Мистер Чоат: И именно тогда он сказал, что если вы выйдете замуж, он застрелит вас и любого мужчину, за которого вы выйдете замуж?

Мисс Мартинез: Да.

Мистер Чоат: Это было исключением из его обычной доброты и благожелательности?

Мисс Мартинез: Да.

Мистер Чоат: И единственным?

Мисс Мартинез: И единственным.

Мистер Чоат: Ваш отчим умер, не так ли?

Мисс Мартинез: Да. Он умер в прошлом октябре.

Заметим, что мистер Чоат не предъявил свидетельнице письмо, написанное ею, о жестоких домогательствах со стороны ее отчима и о том, что вследствие этого ей нужно было покинуть родной дом. Многие перекрестные допрашивающие достали бы письмо и на месте предъявили бы свидетелю доказательства того, что в нем содержится несоответствие ее показаниям, а не оставили бы его при себе до заключительного слова. Интересно изучить эффект от такого хода. Если бы письмо предъявили, свидетельница была бы немедленно дискредитирована в глазах присяжных и противоречащее письмо повлияло бы на них, как ничто другое, и репортер газеты «Сан» не написал бы, что Чоат не смог «пробить брешь» в ее показаниях. С другой стороны, это насторожило бы свидетельницу в самом начале перекрестного допроса, и она обошла бы многие другие западни, в которые попалась в своих последующих показаниях. В течение всего допроса у мистера Чоата были возможности насторожить свидетельницу, но при этом вывести ее из равновесия. Это спорный вопрос, какой из этих методов лучше. Все зависит от характера разбираемого дела.

Ричард Харрис, королевский адвокат, английский барристер, написавший несколько умных книг по адвокатуре, пишет: «После внимательного наблюдения я неохотно пришел к заключению, что в пяти делах из шести я бы делал ставку на адвоката, а не на само дело». Это особенно верно в делах о нарушении обещания жениться, когда из-за неблагоразумного поведения адвоката обвиняемого в суде, напавшего на истицу, присяжные выносят вердикт в ее пользу за клевету. Может быть, именно учитывая это, мистер Чоат принял решение не разглашать все свои главные козыри до заключительного слова.

Быть может, это менее рискованная линия поведения из двух возможных в делах такого рода, но я очень сомневаюсь, что в большинстве дел это мудрый выбор; нужно помнить, что в коллегии очень мало адвокатов, умеющих так искусно использовать свои идеи в заключительном слове, как это делал мистер Чоат.

Если бы мисс Мартинез было предъявлено письмо, в котором она пишет: «он меня любит и сделал все возможное, чтобы украсть у меня то, что мне дороже жизни – мою честь… Еще с детства он приставал ко мне с непристойными предложениями» и так далее, сложно представить себе, как бы она объяснила это письмо в свете своих показаний под присягой, и с этой минуты мистер Чоат имел бы превосходство над своей свидетельницей.

Кроме того, во время допроса свидетеля у присяжных неизменно формируется свое собственное мнение о честности свидетеля, и если это мнение в пользу свидетеля, то очень часто может статься, что изменить его в заключительном слове уже слишком поздно. Поэтому обычно безопаснее показать истинное лицо свидетеля или свидетельницы присяжным во время допроса и, если возможно, настроить их против нее с самого начала. Часто случается, что в таких делах заключительное слово вообще не нужно, и оно становится чистой формальностью.

Многие адвокаты приберегают свои главные аргументы, чтобы выступить с блестящим заключительным словом, но к тому времени уже, может быть, поздно изменить мнение присяжных о свидетелях. Мнение, уже создавшееся у присяжного, сложно изменить речами, даже очень красноречивыми. Это знает каждый судебный адвокат.

Как доказательство того, насколько эта часть дела мистера Чоата послужила ему в заключительном слове, нужно просто обратить внимание читателя на то, что было сказано на эту тему: «Ее письмо, которое она доставила обвиняемому пятнадцатого марта и где она описывала зверское отношение к ней ее отчима, прочли вслух присяжным. Когда я вел ее перекрестный допрос, я делал это с письмом в руках, зная, что в нем написано, поэтому я спросил ее о ее отношениях с отчимом, и она сказала, что он всегда был добрым, и любящим, и заботливым».

Вместо того чтобы использовать этот факт в перекрестном допросе, как сделал бы, например, сэр Чарльз Расселл, мистер Чоат тихо перешел к следующей теме в своем допросе, жизненно важной для его клиента и для теории его защиты.