Сергей Лукьяненко - ea94c9fe1ed34b2886490d583402e025

воздух из легких, и пузырьки убегают вверх.

Устремляюсь за медвежонком, тянусь к нему в

отчаянном порыве, касаюсь кончиками пальцев меха. И

кашляю. Кислорода больше лет, голова гудит, и вода

наполняет легкие.

В глазах мутнеет и темнеет, вода меняет цвет, сливаясь с

черным небом, на котором проступают крошечные пятнышки

света.

Звезды.

Звезды с картины Эбби. Они плывут ко мне, обступают,

кружат и мигают. И я плыву между ними.

Подождите.

Все не так.

Я моргаю и вот уже снова в воде; чувствую, как

прибывают силы, и рвусь к свету. Сверху ко мне тянется

242

рука; я хватаюсь за нее и без особых усилий вырываюсь из-

под воды.

Лежу, хватаю воздух, потом сажусь и оглядываюсь.

Где Уилл?

Я поднимаю руки, трогаю волосы. Сухие. Трогаю

рубашку и брюки. Сухие. Кладу ладонь на лед, ожидая

ощутить холод, но не чувствую ничего. Здесь что-то не так.

— Знаю, ты скучаешь по мне, но тут ты хватила

лишнего, — произносит голос у меня за спиной. Я

оглядываюсь и вижу волнистые каштановые волосы, карие,

такие же, как у меня, глаза, знакомую улыбку. Эбби.

Это же Эбби.

Ничего не понимаю. Я обнимаю ее, прижимаю к себе,

хочу убедиться, что она настоящая. Да, настоящая. Она...

Стоп, подожди-ка.

Я отстраняюсь, оглядываюсь на замерзшее озеро, на

каменный мостик.

— Эбби? Я... умерла?

Она щурится, качает головой.

— Э... не совсем.

Не совсем? Я так рада ее видеть, но все же еще больше

рада ее словам. Умирать я пока еще не хочу.

Я хочу прожить свою жизнь.

Где-то вдалеке всплеск, и мы обе его слышим.

Я оборачиваюсь, ищу источник звука, но ничего не вижу.

Что же это за шум?

Прислушиваюсь и вот тогда-то наконец слышу — что-то

вроде эха.

Его голос.

243

Голос Уилла, хриплый, надсадный, прорывающийся

между короткими, мелкими вдохами.

— Держись, Стелла!

Смотрю на Эбби и понимаю, что она тоже его слышит.

Моя грудь начинает медленно подниматься и опускаться,

подниматься и опускаться, снова, и снова, и снова.

Как будто мне делают сердечно-легочную реанимацию.

_ Не... сейчас. Ну же... давай. Дыши. — Его

голос, уже яснее.

— Что происходит? — спрашиваю я, и картина передо

мной начинает медленно меняться. Уилл.

Его силуэт проступает четче. Он уже близко. Так близко,

что можно дотронуться.

Уилл склоняется над телом.

Моим телом.

Его бьет дрожь, он кашляет, клонится вниз... Каждый

вдох дается с трудом, с напряжением, и я вижу, что он

задыхается, отчаянно пытается втянуть в себя воздух. И

каждый свой вдох отдает мне.

— Он дышит за тебя, — говорит Эбби.

Моя грудь снова поднимается.

С каждым вдохом, который он отдает мне, мир вокруг

проясняется и оживает. Я вижу его посиневшее лицо, вижу,

как ему больно, каких трудов стоит ему протолкнуть воздух в

мое тело.

— Уилл, - шепчу я.

— Он любит тебя, Стелл, — говорит Эбби. Она видит

то же, что и я, и чем яснее картина у меня перед глазами, тем

бледнее и размытее ее образ.

244

Я поворачиваюсь к ней, снова ощущая ту боль потери,

которая не дает спать по ночам. Вопрос, остающийся без

ответа.

Эбби улыбается мне и качает головой - она уже знает,

что я хочу спросить.

— Больно не было. И страшно не было.

Я с облегчением выдыхаю, отпускаю вздох, который

держала больше года. Грудь поднимается, я начинаю

кашлять, и изо рта выплескивается вода. И с моим телом —

оно рядом, всего лишь в нескольких сантиметрах, —

происходит то же самое. Эбби улыбается еще шире.

— Мне нужно, чтобы ты жила, ладно?

Живи, Стелла. За меня.

Она блекнет, и на меня накатывает паника.

— Нет! Не уходи! — кричу я, хватая ее за руку. Она

крепко обнимает меня, прижимает к себе, и я улавливаю

теплый цветочный запах ее духов.

— Я не уйду далеко. Я всегда буду здесь. Рядом.

Обещаю.

245

ГЛАВА 26

УИЛЛ

Горло горит.

Легкие отказали.

Еще раз. Ради Стеллы.

- Не... сейчас. Ну же... давай. Дыши. — умоляю я, и

холод колотит в мое тело. Я держу в ладонях ее лицо, вдувая

воздух в ее легкие.

Больно. Больно так, что невозможно терпеть.

В глазах все плывет, кромка тьмы расширяется, заливает

все, и остается только лицо Стеллы в обрамлении черноты.

Дать больше нечего — ничего не осталось.

Нет.

Я выпрямляюсь. Делаю еще один короткий, безнадежный

вдох, понимая в глубине души, что он — последний, что

другого у меня не будет.