Сергей Лукьяненко - ea94c9fe1ed34b2886490d583402e025

Минутку.

Я присматриваюсь. Стелла.

Холодный ветер треплет волосы, и я, не сводя с нее глаз,

натягиваю капюшон.

Чем она так занята в субботний вечер?

На тех видео Стелла совсем другая. Что изменилось?

Неужели дело в этом? В больнице? Таблетки, процедуры,

65

белые стены... Они давят на тебя и душат медленно, день за

днем.

Я встаю, балансируя на краю крыши, и смотрю вниз, на

двор, лежащий семью этажами ниже, на мгновение

представляя невесомость, абсолютное забвение падения.

Вижу, как Стелла поднимает голову, смотрит в окно, и наши

взгляды встречаются в тот самый миг, когда порыв ветра

вышибает из меня дух. Пытаюсь вдохнуть, но мои дерьмовые

легкие втягивают лишь крохи кислорода. Воздух застревает в

горле, и меня сотрясает приступ кашля.

Грудная клетка вопит от боли, кашель выбивает из

легких остатки воздуха, глаза начинают слезиться.

Справиться с кашлем в конце концов удается, но...

Голова идет кругом, в глазах темнеет.

Меня шатает. Я пытаюсь сфокусировать взгляд на

красной двери аварийного выхода, на крыше, хоть на чем-

нибудь. Смотрю на руки, приказываю тьме рассеяться и

понимаю, что пропасть за краем крыши все еще рядом, что до

нее лишь дюйм.

66

ГЛАВА 5

СТЕЛЛА

Дверь хлопает, и я, застегивая на ходу куртку, несусь

по ступенькам на крышу. Сердце колотится, стучит в ушах, и

я едва слышу за спиной собственные шаги.

Безумец.

Перед глазами он — стоит на краю крыши и, кажется,

вот-вот сорвется, улетит навстречу смерти, а на лице, в

каждой черточке, — страх. Ничего похожего на ту

самодовольную ухмылку.

Хрипя и задыхаясь, миную пятый этаж и останавливаюсь

на секунду перевести дыхание. Хватаюсь потными руками за

холодные металлические перила. Смотрю вверх. Кружится

голова, и горло жжет огонь. Я не успела даже прихватить

портативный кислородный концентратор. Всего два этажа.

Еще два этажа. Заставляю себя идти, командую ногам: левая,

правая, левая, правая…

Вот наконец и дверь на крышу. Чуть приоткрыта. И ярко-

красная, готовая сработать кнопка тревоги.

Я замираю в нерешительности. Смотрю на дверь, смотрю

на кнопку и снова на дверь. Почему не сработала

сигнализация? Что-то сломалось?

Вот оно что. Помешала сложенная банкнота. Это из-за

нее не завыла сирена, оповещая всю больницу о том, что

какой-то чокнутый с кистозным фиброзом и суицидальными

наклонностями выбрался на крышу.

67

Я качаю головой. Сумасшедший, но не дурак. Дверь

держит бумажник, и я протискиваюсь в щель, предварительно

убедившись, что банкнота осталась на месте. Останавливаюсь

и впервые, преодолев сорок восемь ступенек, вдыхаю по-на-

стоящему.

Я оглядываю крышу, и от сердца отлегает. Он все-таки

отошел от края на безопасное расстояние и не свалился во

двор. Поворачивается и с удивлением смотрит на меня.

Холодный ветер покусывает лицо и шею; я затягиваю потуже

красный шарф и, убедившись, что бумажник на месте, ре-

шительно направляюсь к безумцу.

— Жить надоело? — кричу я, останавливаясь на

безопасной, два с лишним метра дистанции.

Но знаю, как ему, но мне уж точно умирать не хочется.

Щеки и нос у него покраснели от холода, на волнистых

каштановых волосах и капюшоне бордовой толстовки лежит

тонкий слой снега. Может, не такой уж и придурок?

Я бы, наверно, даже убедила себя в этом, но тут он снова

открывает рот.

Пожимает плечами, кивает туда, где только что стоял на

краю крыши:

— У меня легкие, как тост. Так что, пока есть

возможность, полюбуюсь видами.

Как поэтично.

И почему только я ожидала чего-то другого?

Вдалеке мигает огнями ночной город. На каждом дереве,

на каждой ветке сияют праздничные огни, такие яркие, каких

я и не видела еще. С наступлением темноты парк ожил,

засверкал. Кое- где протянутые между деревьями гирлянды

68

образуют волшебные дорожки, под которыми можно

прогуляться, взирая восхищенно вверх.

За все время здесь я ни разу не была на крыше.

Чувствую, что начинаю замерзать, и запахиваю поплотнее

куртку, обхватываю себя руками, чтобы не дрожать, и

поворачиваюсь к нему:

— Какой бы ни был вид, но зачем так рисковать? Это

же седьмой этаж. — В самом деле, что такое нашло на него,

что он. с больными легкими, отправился в зимнюю ночь на

крышу?

Его голубые глаза вспыхивают, и мой желудок словно