Закольцованный мирок редакции струился по венам словно алкоголь, поддерживая состояние бодрой невменяемости.
Мне особенно запомнился Вадик Сиамцев, психострингер.
Он вел страничку “Гумор”. Целыми днями, с восьми до шести, Вадик таскался по кабинетам унылый и похмельный, пил кофе, курил сигареты, смотрел телевизор, внимал звучанию радио, пристально впивался взором в Бодинет, газеты, новинки экрана, опросы
ВЦИОМ, и неуклонно созревал. Процесс вететации занимал шесть месяцев. Осенью и весной с Вадиком случался криз. “Скорая” мчала его в психоневрололгический диспансер и там, под щедрым дождем аминазиновой группы, он наливался соком и лопался как перезрелый арбуз. В палате, забронированной редакцией, он не приходя в сознание работал день и ночь. Творений хватало на полгода. Из творческой командировки его встречали буднично и деловито, и все начиналось вновь: кофе, кино, сигареты, пресса, ТВ. Однажды Вадик не вернулся и прокуратором юмора назначили меня. Я не обладал терпением Вадика, и единственное что оставалось - быть честным. Я излагал то, о чем все думали, первое, что приходило на трезвую голову, а поскольку трезвость в России возможна только с нереального похмелья, мне стал понятен запущенный фэйс Вадика. Я обнаружил, что его метод хранит на себе печать декадентства, и поскольку я вырос в здоровой патриархальной семье, то из-под моей руки лилась только чистая правда жизни. Успех рубрики стал оглушительным. За мной установили слежку, ко мне потянулись диссиденты со всей страны, из Европы, трех
Америк и даже из Конго. Меня публиковали в Бодинете на сайтах, чья жизнь - только миг, достаточный для скачивания материала; я ощущал на себе объективы спутников разведки, квартиру заполнили веселые разноцветные жучки, из которых я узнавал новости, меня будили выстрелом в окно, изо всей округи птицы слетались на мой подоконник и смотрели в упор не мигая, собаки и кошки уступали дорогу, старики несли за мною транспаранты, к подъезду провели трамвай, волхвы с Дальнего Востока шли босые по тайге и несли свежих кальмаров, женщины приводили своих дочерей, я получал телеграммы из ООН и НАТО - то одобрительные, то гневные; меня назначили кандидатом на Суперовскую премию, но в последний момент отвергли по внешнеполитическим мотивам, мне посвятили десять фильмов и четыре анекдота, меня замалчивала пресса, рассыпая пригоршни многозначительных намеков, повсюду за мною ходили толпы китайцев, нуждающихся в дальнейшем образовании, кто-то бросался в костер, кто-то судился с крупнейшим производителем микрочипов за нелигитимный юзинг моего бренда, Закутск переполнили комиссии, спецслужбы, подпольщики, боевики, на меня покушались трое шахидов, двое афроамериканских снайперов и один простой сумасшедший из Польши, и когда мне все это надоело, я повторил несколько трактовок центральных каналов и меня наконец оставили в покое, напоследок урезав зарплату, заплевав мне окно, ботинки, кейс, закрыв передо мной границы в том числе в Якутию. Я облегченно вздохнул и подал заявление на вылет. Теперь я был по-настоящему свободен.
С болью в плече направляюсь в кабинет Пилсудского.
Увы. Он ушел на обед. Вместо него - завотделом народной жизни Гриша Мезальянц. Скачав с дискеты вчерашнее мое произведение, он причмокнул и сказал:
- Ты на сколько денег договаривался с Пилсудским?
- По полтиннику за вещь.
- Понимаешь, - замялся Гриша, - тут произошли кое-какие изменения. Денег в конторе мало сейчас.
Видишь, сколько молодежи приняли… В туалет не достоишься. И потом, Астронет слишком много денег жрет. Уже и контроль поставили, а результаты прежние… Так что расценки понизились. Гонорарий нынче в два раза мельче. Рardon me, boy. Придется еще пару чух-чух…
Он с большим состраданием пожал плечами.
- Да, кстати, - произнес Гриша оживившись. -
Ты спрашивал у Пилсудского египетско-русский словарь.
Он просил тебя подожать.
- Хорошо. Когда он придет?
- Через час, примерно. Посиди тут, подожди. Я сейчас все равно еду в центральный офис, захвачу у него книжку.
- Годится.
- А ты не скучай. У меня в “Фэйворитс” один классный адрес отмечен.
Гриша накидывает пиджак и уходит.
Скука смертная наваливается из-за спины. Так или иначе, придется ждать.
На столе Гриши стоит монитор статического Астронета.
Таким пользуются в конторах, где творчество - не обязательный элемент производственного процесса.
Подключиться?.. А почему нет. Единственный минус - придется торчать на месте, привязанным каналом
Читать дальше