Шкаф упал. Книги разлетелись под восхищенный визг девчонок. Они уже пинали компьютер с базой данных магазина, пинали с тем цельным остервенением, на которое способны только женщины и дети. Пока я крошил пространство ломом, Шеф валил стеллажи как деревья в Эдемском саду. Акт вандализма ! А как же, пппилатт? Акт, сотворенный с нами всеми вандалами этих культур, стучал в мое сердце!! Клянусь, я ничего не чуял, ни о чем не думал, просто работал как
Сизиф, и шоб я остался на второй срок, то была чистая работа, абсолютно чистая, из самой глубины сердец.
Бойня продолжалась до тех пор, пока в зале остались лишь груды дерева, бумаги и картона. Затем я швырнул лом в тонированное стекло витрины и мы с криком выбросились на свободу.
Слева возник какой-то пацаненок и крикнул нам, что едут менты и бандиты. Мы направились в сторону кафе в квартале от магазина; сдается, я даже забыл выбросить лом, до такой степени он стал продолжением моего духа. В кафе мы немного передохнули, выпили коньяку и на последние бабки наняли тачку, через час доставившую нас в дикий поселок у самого озера, в дом, где не было ничего, кроме огромного матраца и кучи толстых порножурналов.
Под утро мне приснился тихий сон. Я стоял посреди тесного пространства, где пахло плесенью и типографской краской. Время от времени в кромешной тьме вспыхивали язычки одноразовых зажигалок, выхватывая на миг человеческие лица. Кто-то (или все сразу, или я один) зажег “Зиппо”, осветив ряд книжных шкафов, а после бросил лайтер на пол. Вспыхнул пожар.
Горел даже воздух. Все тонуло в ревущем пламени, но вместо запаха гари я почувствовал волну морского ветра. Перед глазами вспыхнуло:
THERE IS NO TIME.
THERE IS NO SPACE.
THERE IS NO MONEY.
WWW.CONSCIOUSNESS.COM/
SAMIZDAT.
Это озарение - хо йя! Все стало ясно сразу! Вскочил с дивана и чуть не застонал от острого приступа тоски. Епперный тиятр, я же никогда не сочувствовал маргинальству! Рядом, раскинув ноги, мирно посапывала удовлетворенная разведенка (Шеф исчез вместе со второй подругой, как только мы вышли из машины. Может быть, они спросонья двинули обратно в город). Я вышел на веранду и закурил. И хотя мне давно не в новость самые идиотские сны, ведь ни один из них, даже способный даровать докторскую колбасу и степень какому-нибудь психиатру, не сравнится с теми кошмарами, на которые так долго транслировало себя это “я”.
Днем я вернулся с пломбаной дачи сразу на работу.
Сидел, закинув ноги на стол, рассматривал пачку
IE и сравнивал ее эффект с кокаином. Нет, разница определенно есть. Самое смешное, что это табак. Но как вырваться из этих ассоциаций? Бросить работу?
Уехать в Берн и мэкнуться со скуки, среди тупых немок и понтующихся россиянок? Можно подзанять у Шафы и купить “БМВ”. В васильках, под Гжель. Но зачем? Разве что наблюдения ради, как машина портится раньше меня?
И только не брачевание. Женившись, я почувствую себя безнадежно устаревшим и надежным, как ситцевые трусы.
Нет, не об этом сейчас мои мысли, обычно расцветающие в конторе во второй половине дня. Я живу среди нейлоновых джунглей - черных, белых, разноколорных.
Девушки по-арктически ненавязчивы; ноги возносят их прелестные головки ввысь, прочь от суеты. К четырем PM мои мозги превращаются в ханку. К пяти - у меня на коленях всегда оказывается Наташа.
Она впивается мне в рот и дышит моей отрешенностью.
Краем глаза я слежу за Риной: вдруг я найду намек в ее зеленых очах? Есть женщины, которые живут как будто за рулем кабриолета, летящего по хайвею в пустыне Мохаве. Ни догнать, ни прикоснуться, ни стиснуть своим желанием, полным смыслов. Рина чтит
Хемингуея и верит в соллепсизьм. Ее бойфренд - голубоватый бизи с лошадиным фэйсом и в белых штанах.
Они вместе уходят в шесть часов вечера - так, будто показывают fuck всем человекам. Я сижу за своим сверкающим столом и, как правило, листаю какой-нибудь виртуальный роман c самой поганой рецензией - эти, как правило, дивно хороши. В сии вечерние моменты
Рина обрывает болтовню об очередном политмаразме и торжественно спрашивает у меня - который час? - а я проглатываю ее ножку, с уважением по частичкам поглощаю бедро и думаю о разном, ибо читаю в сей момент: “Огромные толстые письма, невообразимых размеров.” О Париж. Я не хочу в него. Я хочу в
Венецию, но что там делать без Рины? Ничто так не возращает к миру, как отсутствие перспектив. Пища возносит меня в облака. Так же, как и Рина.
Отрывает от действительности, от которой нифига не осталось, но которую нужно пройти. Иногда кажется: один неверный шаг - и оторвешься от физического тела. Я, свинцовый саркофаг, говорю об этом. Не сракофаг. В крайнем случае, поганые арктические сигареты.
Читать дальше