Unknown - 40ade8a6e1ab4e87fd61e6ef65bbfdd6

Она потеряла Уесли, и эта боль все еще саднила, как порез от бумаги на ее сердце. И она принадлежала Сорену, снова. Основа ее мира раскололась за последние несколько месяцев, и она до сих пор не знала, где находится. Что если кто-то спросит, как она и она ответит “хорошо”. Или так или скажет: “Я не знаю!” и разразится слезами. Именно это и произошло, когда Кингсли недавно совершил ту же ошибку , спросив, как она. Джульетте пришлось обнимать Нору, пока она плакала и разносила Кингсли за его черствость, называя его “скотиной”. Бедному Кинсгли пришлось поклясться могилой матери, что он больше никогда, пока жив, не посмеет спросить у женщины, как она.

С заднего сидения машины Нора достала корзинку для пикника. Она не знала, что принести на пикник, поэтому принесла всего по чуть-чуть - бутылку «Пино Нуар», багет и песочное печенье из своей любимой булочной, яблоки, и букет ромашек для миссис Мэйвуд. Даже упаковка корзины для пикника вызвала затруднение утром. Уесли никогда бы не принес на пикник что-то, купленное в магазине. Он мог приготовить что угодно. Он бы испек яблочный пирог. “Потому что это Америка”, - сказал бы он. Он знал, как готовить пирог с низким содержанием сахара, но при этом безумно вкусный, что даже он мог есть.

Но Уесли больше не было в ее жизни и все было хорошо. Должно быть хорошо, верно? Не похоже , что у нее был выбор. Нет, у нее был выбор, напомнила она себе. Отпустить его было ее выбором. Вернуться к Сорену было ее выбором. И попытка стать счастливой в сравнении с погрязшей в мучениях тоже было ее выбором. Норе было не свойственно выть без дела, если, конечно, это не касается постели с красивыми мужчинами и с еще более красивыми женщинами.

Нора пыталась изобразить дружескую улыбку, пока шла к входной двери фермерского дома. Сорен сказал, что она должна задержаться хотя бы на четыре часа. Четыре часа. Она могла. Она сможет выдержать четыре часа, не обращаясь к Сорену «Сэр». Она могла продержаться четыре часа, не показывая ему язык. Она могла продержаться четыре часа, не глазея на его задницу, которая выглядела незаслуженно привлекательно в джинсах, которые он скорее всего наденет сегодня. Она могла продержаться четыре часа , не признаваясь никому, что ей сложно возвращаться в «Пресвятое Сердце». Она могла продержаться четыре часа , не говоря никому, кто бы ее ни спросил, чем она занималась все эти дни, что “описывала мерзости и как людей избивают”. Она могла продержаться четыре часа, не подкатывая ни к одному из молодых парней.

Если только Микаэля тут не было. Тогда все клятвы отменяются.

Фермерский домик был белым с серой выцветшей черепицей, темно-зелеными дверями и окнами. Нора представила, что такой его вид сохранился еще с момента постройки в 1880-х. Ее шаги глухо отдавались от деревянных ступеней, пока она поднималась к входной двери. Она слышала смех внутри и снаружи дома, голоса, как кричат дети, потому что они дети и им это свойственно.

Норе пришлось собрать все силы, чтобы позвонить в звонок, а не побежать к машине. Она действительно не хотела быть здесь, совсем, вообще. Она скучала по комфорту и безопасности ее подземелья в «Восьмом круге». Она знала кем была в своем подземелье, в доме Кингсли, у себя дома. Но здесь, она не знала кем была. Элеонор? Нора? Элли? Кем-то еще? Кем-то кого она еще не встречала? Кем-то новым? Или кем-то, кем она забыла, как быть?

Она нажала на звонок и подождала, десять секунд спустя нажала снова. Она услышала еще больше смеха из-за двери, и та наконец открылась. Миссис Мэйвуд стояла на пороге в своих персиковых штанах из полиэстра и белой хлопковой блузе. Нора сомневалась, что миссис Мейвуд вообще помнит ее, но через несколько секунд глаза старушки засияли.

- Боже мой, Элли. О бними меня, - женщина распахнула объятия, и Нора подошла ближе.

- Спасибо за приглашение, - сказала Нора пытаясь быть искренней.

- Не глупи, - ответила миссис Мэйвуд. - Ты знаешь, что тебе здесь всегда рады. - Она отстранилась и улыбнулась. Ее тонкие светлые волосы развевались, как одуванчик вокруг головы. Она была нежной и благородной женщиной, и Нора сразу же испытала чувство вины за то, что так боялась прихода в дом этой милой женщины. - Как твоя мама?

- Последний раз, когда ее видела, с ней все было хорошо, - ответила Нора и миссис Мэйвуд впустила ее в дом. Она не сказала миссис Меэйвуд, что не видела свою мать почти пять лет.

- Это прекрасно. Мы все так рады за нее.

- Она счастлива в монастыре, - ответила Нора.