Unknown - 16

Скорее, если бы он сказал правду, о которой никогда не знала Арли, он был в ней за то, что другие платихимы, которые могут быть значительными. Он никогда не расскажет об этом, он просто скажет: «Для окупаемости», и так улыбается, что заставляло человека залезть на позвоночник и оставить его себе в голову: сценарий не трудно было понять, хотя он никогда не признавался, что делает это на прокат.

Когда они оставили эту отметку там, в ее разбитом доме, как они завязали рот и связали ее, ей понадобилось бы много времени, чтобы обратиться за помощью, было бы несколько часов, прежде чем она смогла бы связаться с телефоном. И тогда, когда она это сделает, она найдет его мертвым, линия на стене отрежет и бесполезна. В спальне было удлинение, но ей потребовалось некоторое время, чтобы подняться по лестнице и снова включить ее. Это было прекрасно, они не хотели, чтобы ее не звали. Весь смысл заключался в том, что ее безумный призыв к полицейским был слишком запоздалым, уже нанесенный ущерб, ее нападавшие давно ушли, и в результате появилась достаточная реклама, чтобы сохранить деревню на краю до следующего вторжения.

После того, как они связали ее, они коснулись базы с Арли там на улице, а затем направились в центр деревни, не торопившись, наконец, присоединившись к другим, чтобы сорвать два ресторана. Какой шар, разбитое стекло, сломанная мебель повсюду. К тому времени, когда копы стали роиться, они были вдали от разрушенных окон и разбитых интерьеров; они наблюдали с некоторого расстояния, скрытые среди теней, когда черные и белые побежали, их сирены кричали, красные огни вращались - только тогда все еще смеялись, если бы они ушли оттуда. И у полицейских не было представления о том, что в другом месте в деревне произошло еще одно вторжение. Этот звонок не должен появляться в течение нескольких часов, может быть, только до утра.

20

[????????: _1.jpg]

ДАЖЕ ПОСЛЕ двух темно-одетых фигур, Наннетт Гарвер не могла кричать о помощи. Кляп в ее поврежденном рте был настолько плотным, что он послал боль через все ее лицо и горло. Ей казалось, что она задыхается. Ее челюсть сильно пострадала, когда они ее ударили, она подумала, что это может сломаться. Она лежала на полу гостиной, ее ноги согнуты в два раза и связаны с талией с тяжелой веревкой, а ее руки связаны за ней. Один большой мягкий стул был опрокинут, два маленьких боковых стула сломались почти до разжигания. Книги вытащили с полки, страницы вырывались в горсти. Маленькие фарфоровые статуэтки, которые она так любила, маленькие кролики и бегущие дети, были разбиты на зубчатые осколки.

Она не думала, что дольше может выдержать боль в кляп. Но, конечно, у нее не было выбора. Телефон лежал по комнате, где они сбивали ее с маленького письменного стола. Когда она попыталась повернуться к ней, ее отдернули назад - привязали, как привязанную собаку, к ноге тяжелой арматуры. Она осторожно попыталась потянуть ее вместе с собой, опасаясь, что она упадет на нее. Но это было слишком тяжело, чтобы двигаться вообще, с большим старым телевизором внутри. Она задавалась вопросом, может ли с трубкой выключить телефон, чтобы предупредить 911.

Но она знала лучше. Она много раз снимала трубку, когда не хотела, чтобы ее беспокоили телефонные звонки от продавцов или раздражающих опрошенных. Если бы вы сняли гарнитуру, законченный голос запустится некоторое время, тогда начнется звуковой сигнал, будет продолжаться и продолжаться до тех пор, пока в конце концов не исчезнет тишина. Теперь он не благословляет обещание молчания, но молился, чтобы кто-то помог ей.

Она подумала, что если она сможет освободиться от тяжелой одежды, даже если ее ноги согнуты в два раза, а ее руки связаны за ней, она может катиться или извиваться по комнате до телефона, подумала, что даже если ее руки связаны и бесполезны, она может угнетать кнопки на упавшем телефоне как-то, может быть, с ее подбородком. Она не могла просто сдаться, ей нужно было что-то сделать.

В ту минуту, когда разбойники вышли из дома, как только она услышала, как машина отстранилась, она начала сражаться с веревкой, которая связывала ее руки, извиваясь и тянула, сгибая пальцы, пытаясь схватить узлы , Суровые волокна конопли разорвались на ее коже, она почувствовала, как начинается кровь. Она ненавидела растущую слабость своего тела, когда она становилась старше.

Она была бы вечно благодарна, что не изнасиловала ее. Из-за болезни, из-за травм, в основном из-за эмоционального расстройства, страшный позор, который никогда не исчезнет. В семьдесят две года, вдова в течение десяти лет, она была уверена, что бедствие такой жестокости было бы хуже, чем если бы они убили ее.