Сиара Симон - Пастор

Знакомые ощущения снова накрыли меня. Теплота и влажность. Её попка против моих бёдер. Её груди были так близко к моему рту.

— Что ты хочешь, чтобы произошло дальше, Тайлер? — спросила она, и я не мог поверить, что Поппи спрашивала меня об этом сейчас , пока объезжала меня, но потом, когда попытался ответить, я понял причину. Она не хотела мою сдержанность, так как желала, чтобы я был честным и грубым; в данный момент я и не мог быть каким-то другим.

— Не хочу прекращать происходящее между нами, — признался я. Она двигала своими бёдрами назад и вперёд, а я уткнулся лицом в её груди, чувствуя, насколько быстро моя кульминация приближалась, очень быстро. — Я чувствую, словно…

Но я не смог сказать. Не сейчас, когда она держала меня полностью в своей власти. Просто было слишком рано, не говоря уже о том, что смехотворно.

Пастор не может позволить себе влюбиться.

Мне не позволено влюбляться.

Её пальчики скользнули в мои волосы, и она потянула мою голову назад так, чтобы смотреть на меня.

— Я скажу это, если ты не хочешь, — ответила она.

— Поппи…

— Я хочу знать о тебе всё. Хочу, чтобы ты рассказал мне, что думаешь о политике, и хочу, чтобы ты читал для меня Священное Писание, и хочу вести разговоры на латыни. Я хочу ежедневно трахаться с тобой. Я фантазирую о том, как мы двигаемся в унисон, как проживаем каждый момент вместе. Что это, Тайлер, если не…

Я закрыл её рот своей рукой и в одно мгновение перевернул на спину, врезаясь в неё.

— Не говори этого, — приказал я ей. — Не сейчас.

— Почему? — шепнула она, её глаза были распахнуты, и в них читалась боль. — Почему нет?

— Потому что, если ты скажешь это, если я скажу это, всё изменится.

— А разве уже не изменилось?

Она была права. Всё изменилось в тот момент, когда я поцеловал её в присутствии Бога. Всё изменилось, когда я нагнул её над тем роялем. Возможно, всё изменилось тогда, когда она шагнула в мою исповедальню.

Но если я люблю её… Если она любит меня… Что это значило для всей моей работы здесь? Я не мог крутить тайный роман и продолжать бороться с сексуальной безнравственностью духовенства, но, отказавшись от своего призвания, я потерял бы возможность бороться вообще. Я потерял бы того человека, которым являлся.

Другой же путь подразумевал потерю Поппи, а я не был к этому готов. Поэтому вместо ответа на вопрос я вышел, перевернул её и толкнулся в неё сзади, пока другой рукой обхватил её бёдра и нашёл клитор. Всего три или четыре таких же удара, и она была там, будто я знал об этом; чем агрессивней я действовал, тем быстрее Поппи кончала.

Я последовал за ней через край, распевая её имя как молитву и всё время изливаясь, как если бы мог вытрахать будущее и его ужасные варианты.

Ох, Боже, я бы всё отдал за то, чтобы это стало правдой.

***

— Я всё ещё не могу поверить тому, насколько чистый твой дом, — сказала Поппи.

После приведения в порядок Святилища мы прокрались в домик священника и теперь лежали в моей постели. Я перебирал её волосы с увлечением, граничащим с благоговением, и поклонялся этим длинным тёмным локонам, закручивающимся вокруг моего пальца и задевающим мои губы. Мы вели ленивую постельную беседу, переходя от рассуждений о «Ходячих мертвецах» и обсуждений любимых текстов на латыни к приглушённым рассказам обо всех случаях, когда нуждались друг в друге весь прошлый месяц.

Я собирался снова её поцеловать, когда она произнесла это, поэтому довольствовался тем, что скользнул рукой под простыни и вместо этого нашёл её грудь.

— Я люблю, когда вещи чистые.

— Думаю, это замечательно. Просто нечасто наблюдаешь подобное у таких мужчин, как ты.

— Как я? Пасторов?

— Нет, — она придвинулась ко мне и улыбнулась. — Молодых. Очаровательных. Хорошо выглядящих. Ты был бы фантастическим бизнесменом, знаешь ли.

— Мои братья — бизнесмены, — сказал я. — Но я никогда не интересовался этой сферой; никогда не хотел денег, успеха или власти. Я любил старые вещи: древние языки и ритуалы. Боги.

— Думаю, я могу представить тебя подростком, — произнесла Поппи задумчиво. — Уверена, ты многих девушек сводил с ума: горячий, спортивный и начитанный. А также невинный.

— Нет, я не всегда был невинным, — мгновение я обдумывал пояснение, но мы только что обменялись кое-чем столь интимным, почему я утаивал это от неё? Лишь потому, что это было угнетающим?

Внезапно мне захотелось поделиться. Я хотел, чтобы она знала каждую тёмную вещь, которая тянулась за мной, хотел показать ей все мои тяготы и позволить ей снять их с моих плеч с помощью искусного ума и сострадания.