Сиара Симон - Пастор

Поппи задрала голову вверх.

— Лиззи причина того, что ты слушаешь Бритни Спирс, — догадалась она.

— Ага, — признался я. — Это напоминает мне о ней. Она любила петь настолько громко в своей комнате, что мы могли слышать её в любом уголке дома.

— Думаю, она бы мне понравилась.

Я улыбнулся.

— Думаю, да, — но затем моя улыбка исчезла. — В день похорон Шон и я решили на несколько минут ускользнуть от родственников в доме и пойти на обед в Тако Белл (прим.: международная сеть ресторанов быстрого питания адаптированной кухни текс-мекс). Мне захотелось повести, но мы не думали — мы не помнили — что Лиззи была последней за рулём. Её музыка начала играть, и Шон был… Он был огорчён. Огорчение не то слово, которым можно было описать состояние моего старшего брата. Ему только исполнился двадцать один год, поэтому он оплакивал смерть Лиззи как ирландец: с большим количеством виски и минимумом сна. Я повернул ключ в замке зажигания, и вступительные басы «Oops, I Did It Again» заиграли оглушительно неприятно, потому что Лиззи всё время увеличивала громкость; мы оба замерли, глядя на плеер так, будто из слота только что вылез демон, потом Шон начал кричать, ругаться и бить по приборной панели настолько сильно, что старый пластик треснул, а весь автомобиль трясся от его горя и ярости. Они, Лиззи и Шон, были ближе всего по возрасту и, соответственно, являлись лучшими друзьями и заклятыми врагами. Они разделили машины и друзей, учителей и в конечном итоге колледж, имея разницу в возрасте всего лишь в год, и из всех братьев Белл именно в жизни Шона её смерть образовала самую большую дыру. Так что в тот день он пробил отверстие в своей машине, а потом мы отправились в Тако Белл и никогда не обсуждали это. До сих пор. Я никому не рассказывал эту историю прежде, — произнёс я. — Легко говорить о Лиззи вот так.

— Как так?

— Голым и уютно устроившимся. Просто… С тобой. С тобой всё становится легче.

Она положила голову мне на плечо. Мы уже довольно долго так лежали, и когда я подумал, что она уснула, Поппи сказала в темноте:

— Является ли Лиззи той причиной, почему ты боишься перестать сдерживаться со мной?

— Нет, — ответил я озадаченно. — Почему она должна?

— Потому что создаётся впечатление, словно она является мотивацией во всём, что ты делаешь. И ей причиняли боль сексуально. Мне кажется, это заставляет тебя бояться действовать, то есть сделать с кем-то другим то, что случилось с ней.

— Я… Я никогда не задумывался об этом в таком ключе, — я снова нашёл её волосы и принялся играть ими. — Не знаю, возможно, именно поэтому. Только в колледже я осознал, как мне это нравится, но было трудно. Если я находил уверенную в себе, умную и с чувством собственного достоинства девушку, она не хотела грубого секса. Если находил девушку, которой нравилась грубость, то причиной всегда была какая-то эмоциональная травма, и да, всякий раз, когда мне встречалась такая девушка, я думал о Лиззи. Сколько знаков мы пропустили. И если я когда-нибудь узнал бы, что парень воспользовался ею, когда она чувствовала себя вот так, то…

— Звучит так, будто тебе не везло с девушками.

— Не всегда. В колледже у меня было несколько действительно хороших подруг. Но было легче блокировать эту часть меня, чтобы иметь здоровых, уверенных девушек и ванильный секс. Так было безопаснее.

— И тогда ты стал пастором.

— И это было намного безопаснее.

Она села и взглянула на меня, линии тени и света от уличного фонаря пересекли её лицо.

— Что ж, ты не делаешь мне больно. Я серьёзно. Посмотри на меня, Тайлер, — я посмотрел. — Мне не нравится грубость, потому что я эмоционально повреждена. Всю мою жизнь меня воспитывали как принцессу, меня баловали, хвалили и защищали от всех тех вещей, что могли бы когда-либо навредить мне. Стерлинг стал первым человеком, который не относился ко мне таким образом.

Стерлинг.

Моя челюсть сжалась. Мне не нравилось, что он являлся её первым в столь многом (что, знаю, было совершенно безрассудно, но всё же. Возможно, я не любил это из-за того, что Поппи настолько пристально вспоминала те первые разы с ним).

— Отчасти это, вероятно, табу и, стало быть, грязно, поэтому заводит меня. Но другая часть этого заставляет меня чувствовать себя нерушимой. Сильной. Как и человек, с которым я стану встречаться, будет достаточно уважать меня, чтобы увидеть это. И я достаточно сильна иметь такой опыт в спальне, но при этом вести совершенно зворовую жизнь вне её.