Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

затемненные зеркала. Сколько времени мы сэкономили бы, будь у нас в больнице

подобные лифты!

Выйдя на седьмом этаже, я очутился в трехуровневом атриуме все с теми же

мраморными стенами и полом. Из высоких зеркальных окон открывался

панорамный вид на деловой центр Лондона – на здание Ллойда и ряд не менее

внушительных офисных зданий, окружавших его. Я объявил о своем прибытии,

после чего вынужден был какое-то время подождать. С угрюмым восхищением

созерцал я город на фоне ясного неба: «Ну чем не Вавилон! Блестящее сердце

культуры расточительства, поглощающей и саму себя, и планету». По винтовой

лестнице из стекла, стали и дерева твердой походкой спустился судебный адвокат

– лощеный, худощавый, одетый в серый костюм в тонкую полоску, – которого

Верховный суд назначил для снятия моих показаний. Он представился и, как мне

показалось, несколько извиняющимся тоном поблагодарил меня за то, что я

пришел.

– Не очень-то я рад тут присутствовать, – прорычал я.

– Да-да, мне так и сказали, – вежливо ответил он.

Он провел меня в роскошный, но безликий зал без окон, обставленный

хромированной мебелью из американского ясеня: там уже сидели британский

королевский адвокат (со стороны истца) и юрист из Америки (со стороны

ответчика). Последнему на вид было за пятьдесят: короткие седые волосы,

подтянутая фигура, дизайнерский пиджак спортивного покроя. Зато пожилой

тучный королевский адвокат определенно не был завсегдатаем спортзала. Он был

одет в мятый белый льняной костюм, контрастировавший с красным лицом, и

носил очки с полукруглыми стеклами.

– Доброе утро, джентльмены, – произнес я, переступив порог.

Я почувствовал некоторое превосходство над ними, так как знал, что от меня они

ничего не добьются.

После того как всех представили друг другу, мужчина с видеокамерой уныло

зачитал описание процедуры слушаний. Я принес клятву (хотя скорее выразил

свое согласие, чем поклялся на предложенном мне потрепанном экземпляре

Библии) и затем подвергся непродолжительному перекрестному допросу. Но все,

что я мог, – это подтвердить достоверность медицинских записей, сделанных

мною четыре года назад, и добавить, что никаких подробностей, связанных с этим

случаем, я не помню. Американский юрист, как и ожидалось, попытался вытянуть

из меня экспертное мнение по поводу хлыстовой травмы в целом, но я отказался в

этом участвовать.

– Это вопрос судебно-медицинского характера, – сказал я, – а значит, я не могу

высказывать какое-либо мнение по этому поводу. Я никогда не даю судебно-

медицинских заключений в делах о причинении физического вреда.

Даже не знаю, уловил кто-нибудь нотки презрения в моем голосе или нет.

В свое время я осмотрел пациентку и не рекомендовал проводить операцию.

Королевский адвокат хотел, чтобы я согласился с тем, что, поскольку симптомы

вопреки моему прогнозу не исчезли, было бы логично обратиться к другому

специалисту. С этим я согласился.

– А вы знаете, – спросил американец, – что в итоге ей все-таки провели

операцию?

– Нет.

О, я мог бы сказать еще многое! Я подтвердил, что буду говорить правду, только

правду и ничего, кроме правды, но не обещал, что не стану скупиться на слова.

Я мог рассказать о психосоматической природе хлыстовой травмы и о том, что все

теории, якобы объясняющие механизм ее возникновения, – чепуха. Я мог

сообщить, что во всех учебниках по нейрохирургии написано однозначно: ни в

коем случае нельзя проводить операцию на позвоночнике, если человек вовлечен

в судебное дело о возмещении ущерба. Это не принесет пациенту пользы.

Ни при каких условиях. Какой-то охочий до денег хирург в конце концов

согласился прооперировать женщину, после чего ее симптомы почти наверняка

обострились, и теперь юристы спорили о том, стало ли текущее состояние

пациентки результатом первоначальной мелкой травмы или же следствием

операции. Я мог сказать адвокатам, что они виноваты в проблемах бедной

женщины в куда большей степени, чем авария. То незначительное происшествие

не просто послужило причиной болей и страданий человека – оно и миллионы

подобных ему стали фундаментом, на котором выросли «вавилонские»

мраморные офисы, где день-деньской проходят подобные заседания. Адвокаты,

сидевшие передо мной, специализировались на возмещении ущерба за